Я кивнула и опустила глаза.
– Посмотри на меня, – велел он.
Мы встретились взглядами. Он зевнул и проговорил примирительным тоном:
– Слушай, ты мне здорово помогла сегодня. Есть в тебе что‑то… Ты человек ответственный. Мне это нравится. Вот что я тебе скажу: мы с Родриго поедем в Денвер продавать лед, а ты можешь взять эту машину. На работу, в автосервис, еще в пару мест для меня съездишь.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Я стояла, отводя глаза в сторону.
– Чего ты еще ждешь? Закрывай рот, поднимайся на гору, нам больше жалобы не нужны.
– Ладно.
Он поднял стекло и уже было поехал, но вдруг взвизгнули тормоза и «ренджровер» резко затормозил.
– Эй, Мария, погоди‑ка, – сказал Эстебан.
Я стояла на обочине, а он возился с чем‑то на переднем сиденье. Мимо, в гору, направляясь к дому Круза, проехал длиннющий лимузин. Кто сидел внутри, мне рассмотреть не удалось, стекла были тонированные, как у машины Jefe.
– Подойди сюда, Мария, – позвал Эстебан. Он дал мне три маленьких пакетика с белым порошком.
– Это еще зачем? – спросила я.
Эстебан погладил бороду и ответил:
– А то не понимаешь! Номера двадцать два, двадцать четыре и тридцать по Олд‑Боулдер‑роуд. Это Рику Хансену, Юрию Аматову и Полу Юкилису. Запомнила?
– Что в пакетиках?
– Мет из Азии. Слушай, ты не волнуйся, свою долю получишь. Через пару дней, когда реализуем. Для того и еду в Денвер.
Он внимательно смотрел на меня. Я взяла пакетики и засунула в карман рюкзачка.
– Куда положить? Как у вас принято? – решила уточнить я.
– Не перепутай. Это важно. Уберешься и перед уходом положишь пакетик в аптечку на первом этаже.
– А что это такое?
– Маленький шкафчик с зеркалом на дверце, такой есть в каждом доме. Не вздумай с кем‑нибудь поделиться, молчи, даже если спросят, просто положи пакетик в аптечку и уходи.
– У Хансена нет ванной на первом этаже.
Эстебан сплюнул.
– Ну так пошевели мозгами‑то, твою мать! Значит, наверху. Если что будет не так, они мне позвонят! – раздраженно сказал он. – Все, хватит дерьмо в ступе толочь, отправляйся на работу.
Взвизгнули шины, оставив черный след на асфальте, и он уехал. Я смотрела вслед машине, думая о том, с какой скоростью он гоняет по этой дороге и может ли при этом различить в темноте человека или оленя.
Было холодно, я пошла вверх по склону к первому дому, в котором предстояло убираться.
Нашла ключ. Инструкции мне были даны до того подробные, что тут бы и идиот справился. Сначала позвонить, потом, если хозяев нет дома или они спят, можно открывать ключом. Полминуты на отключение сигнализации. Перед уходом снова включить.
Я позвонила у двери.
– Кто там? – спросил мистер Хансен по переговорному устройству.
– Уборщица.
– Мать твою! – проворчал Хансен.
Загудел зуммер, дверь открылась, но я не входила. Надо успокоиться. Эмоции разыгрались. Я устала, меня всю трясло от ярости.
Завела беседу сама с собой. Все нормально, детектив, это неизбежная часть рабочего процесса, так что нечего беспокоиться. Сегодня очень важный день. Ты нашла место. Место, о котором мечтала. Поэтому забудь свою ярость, забудь о наркотиках, забудь о ребятах‑канадцах, забудь о деньгах, помни об озере.
Помни об озере.
Хансен, человек лет шестидесяти, подтянутый, красивый, высокий, страстный любитель лыж, был пьян. По словам Анжелы, в фильмах он играет роли докторов и юристов, а в телевизионных драмах иногда и отцов главных героинь, но не снимается в комедиях положений, тип не тот, не хватает живости.