– Это моя гордость и отрада, – сообщил он. – Это и есть будущее.
Мне нелегко было разделить его чувства: окна в здании были заколочены листами клееной фанеры, в кирпичной кладке виднелись дыры, откуда‑то несло гнилью и плесенью.
– Давай войдем. – Он достал ключ и отпер навесной замок на ржавой парадной двери. В темноте нащупал выключатель – и каким‑то сверхъестественным образом загорелся свет, открывший взору вонючее и загаженное помещение, сначала выпотрошенное, а потом заваленное хламом, в потеках помета голубей, попугаев и крыс.
– Что это? – спрашиваю я.
– Это дом, который я купил на все свои сбережения. Он теперь мой, его историю можно проследить до одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, что окажется важным, когда к нам явятся майамисты со своими американскими юристами.
– Зачем вы мне его показываете?
Гектор ухмыльнулся.
– Сейчас он ничего не стоит. Ничего. Но через несколько лет, после
Я пожала плечами и осторожно возразила:
– Если революция после Фиделя и Рауля прикажет долго жить.
– Это азартная игра, Меркадо. Как и все в жизни. Не нравится мне покой этих гребаных кубинцев с их постными рожами и жизнью, наводящей тоску. Я вижу будущее здесь, в Гаване. Не в
– Я надеялся, что здесь, в этом священном для меня месте, ты доверишь мне
Гектор полез в карман широких брюк и вытащил русский пистолет‑автомат. Снял с предохранителя и с неожиданным для такого полного человека проворством приставил ствол мне к горлу:
– Хватит засерать мне мозги, Меркадо. Я мог бы убить тебя здесь, в этом заброшенном доме. Шум прибоя и транспорта заглушат выстрел, никаких, на хрен, свидетелей, твое тело если и найдут, то через несколько месяцев.
– Гектор, я…
– Ты хочешь, чтобы ГУР меня в порошок стерло? Чтобы меня посадили с теми, кого я сам годами сажал? Этого ты хочешь после всего, что я для тебя сделал? Произвел, твою мать, в детективы, нянчил тебя, заботился, чтобы каждая скотина в участке относилась к тебе с уважением.