Несмотря на хроническое недосыпание и диету, состоящую главным образом из рома, свиного жира и дешевых сигар, ходит он очень быстро.
– Куда спешить‑то? – спрашиваю я.
– Хочу отойти на приличное расстояние от этого сукина сына.
– Да его нет сейчас. Я видела, он мочился возле участка, потом, наверно, пошел домой.
– Это он умело ввел тебя в заблуждение, – говорит Гектор.
– Да он бездельник, лентяй, ему лишь бы взяток насрубать побольше.
– Храни тебя святые, Меркадо, ты у него в кулаке. Хитрец всегда сделает так, чтобы его недооценивали. Не заставляй меня думать, что, производя тебя в детективы, я поспешил.
– Да нет, сэр, не поспешили, – торопливо уверяю я.
Гектор хмыкает:
– Как тебе перспектива снова оказаться в чудесной голубой форме?
Меня передергивает. Голубая форма с кошмарной фуражкой не просто уродлива, но еще и чертовски неудобна.
– Но ведь мне удалось произвести арест! И это произвело на вас впечатление, сэр!
– Какой такой арест?
– Официанта.
– Ах, официанта… Ну, его бы мы рано или поздно взяли по‑любому, – фыркает Гектор.
– Диасу вы совсем другое говорили, – настаиваю я.
– Да, другое. Хотел, чтобы Диас считал тебя бесценной сотрудницей. Как бы то ни было, все это не имеет значения, потому что эпизод закончился плохо.
– Плохо? Ничего об этом не слышала. Знаю, что тела не нашли, но признание, несомненно…
Гектор отворачивается и в молчании внимательно разглядывает пассажиров медленно едущего мимо «фольксвагена‑кролика». Дождавшись, когда машина отъедет подальше, он сообщает:
– Признание – это чудесно, но официанта все равно пришлось выпустить. Его сожительница – секретарша в посольстве Венесуэлы, ее там ценят. Венесуэльцы попросили ее отпустить, а она без него выходить отказалась.
– Шлюхина дочь!
– Да. И чертовы венесуэльцы. Они говорят: «Холодно!» А мы: «Погрейте члены в наших задницах».
– Так их обоих отпустили? – спрашиваю я.
Гектор склонил голову к плечу:
– Не хочу об этом говорить, только расстраиваться.
Чернокожая девочка, перебирающая на берегу камешки и всякий мусор в поисках чего‑нибудь ценного, окликает нас из‑за парапета. На вид ей лет семнадцать, она очень хороша в ярком рваном платье, подаренном, видимо, тем, кто когда‑то ее любил.
– Минет, пять баксов! – кричит она Гектору.
– Нет, – твердо отвечает он.
– Пять канадских долларов, – не унимается она.
– Мы – кубинцы, из полиции, идиотка, – отвечает Гектор.
– По‑ли‑ци‑я. Так вот отчего ты такой жирный, – цедит девочка.
Гектор за одно это мог бы ее арестовать, но он только пожимает плечами. Что правда, то правда. В наши дни многие в Гаване пропитание себе находят с трудом. Полиция, сотрудники туристических агентств и преуспевающие проститутки – исключение из общего правила. Гектор ускоряет шаг, как будто ее замечание навело его на мысль избавиться от лишних килограммов. Я уже слегка прихрамываю.
– Да что с тобой такое? – спрашивает он.
– Была у мамы, подвернула ногу.
– Когда это?
– Дня два назад. Мы с Рики вместе ходили проведать. Дом в кошмарном состоянии. Она живет в трущобах возле Феррокаррила.
Гектор как будто удивлен:
– Я думал, она в Сантьяго живет.
– Нет, в Гаване.
– В твоем личном деле есть что‑то про Сантьяго‑де‑Куба.