Глаза Сашка закрыл, дышит тяжело. Владимирский руку у него щупает, слушает, как жилка там бьётся.
Когда дед у тебя приедет? Макеев заволновался, жалко матроса.
Оденется только, саквояж с инструментом у него всегда собран, Владимирский поднял голову, пояснил другим. Дед мой профессор медицины. Я на Гороховую позвонил, потом ему. В ВЧК сказали, до утра сидеть ждать, потом приедет кто-то. Подумал, что Сашка наш в плохом состоянии. Пока дожидаться кого-то, лучше дедушку пригласить.
Через час Сашку осмотрели, перевязали как следует по науке медицинской. Укол воткнули. Уснул спокойным сном матрос. Старый Владимирский суровый дед. Брови длинные, мохнатые, седые. Как сведёт их вместе, аж мороз по спине у всех. Сразу видать, матёрый профессор, бывалый.
Сашке помог, пошёл покойника зарезанного осматривать. Похмыкал, головой покачал, глядя на убитого надворного советника.
Я его знал, дед пил чай, сидя у окна. На Литейном снова носилась вьюга-позёмка, кидалась снегом в дома и переулки. Мы в молодости вместе в кружке были. Книжки запрещённые читали, обсуждали, как Россию изменить. Даже готовились взрывать губернаторов и министров. Бомбы начали делать. Но кто-то жандармам сообщил, нас всех арестовали. В Петропавловской крепости сидели. Меня раньше всех выпустили. Отец знакомых своих уговорил помочь наказание умягчить. Сослали в Яренск на три года. Потом медициной занялся, так не до революций стало. Кармазинова больше не видал. Он столоначальником в канцелярии министерства торговли подвизался, кажется. Мне кто-то при случае говорил. А товарищей наших по кружку раскидала жизнь. Я и не встречался больше ни с кем. Самый активный у нас Гервег Анатолий был. Он в Алексеевском равелине сидел, так там и умер, говорят. Красавец писаный. По слухам, дама из высшего света за него хлопотала какая-то.
Старикан напился чаю, встал.
Вот судьба. Почти полвека Кармазинова не встречал, а сегодня его труп в княжеском дворце осматриваю. Ну что там извозчик? Ждёт?
Владимирский-младший сбегал вниз, а лихач-то укатил.
Владимирский-младший сбегал вниз, а лихач-то укатил.
Дед насупился было, потом рукой махнул.
Посижу с вами, да и за раненым пригляжу, решил.
Макеев со старшим патруля совет держат. Призрак призраком, а каторжный с ножом, это уже не шуточки. Все ходы в дворец были закрыты, окна все целы.
Здесь он сидит где-то, говорит Макеев, чиркая сырыми своими спичками, и наконец-то прикурив. Надо всё проверить, а стены простучать, тайник, может есть. Шапка-то от него ведь осталась на балкончике. Вот она. Всё верно Сашка рассказал. А беспорядка допускать нельзя! Нам товарищ Дзержинский саботажников доверил охранять, а их беспаспортный каторжанин режет без приговора. Позор, стыдобища! Надо его отыскать. Может, он и верно делает, но на всякую резню мандат нужен.
Начали искать. И точно! В одном из залов стенка какая-то лёгкая на звук оказалась. Притащили из дворницкой ломы, ударили по штукатурке дружно.
Комнатка маленькая. Стол. А на нём гроб. Душно в комнатке. Гроб потрогали, тяжёлый, не пустой. Макеев подумал минуту, махнул рукой, вскрывайте домовину.
Вытащили гроб под лампочки в залу, да топорами крышку и поддели. А там каторжный лежит. Башка обрита наполовину, в суконной куртке, а в правой руке кинжал. Потрогал его Макеев, рука испачкалась. Смотрят, а это кровь свежая.
Позвали профессора по медицине. Тот увидел покойника каторжного, ахнул.
Это же Анатолий Гервег! закричал от волнения. Предводитель нашего кружка. Как хорошо сохранился! В сухом месте, видимо, лежал, оберегали его.
Тут уж и вовсе все задумались. Как же так? Покойник что ли плешивого революционера зарезал?
Чтоб постов много не ставить, гроб с Гервегом утащили к портрету княгини. Рядом двух солдат поставили для присмотра.
Утром приехали из ВЧК*********, из ВРК, из РВСР, отовсюду комиссары. Сашка проспался, лучше ему стало, допросил его суровый трибуналец. С буржуев показания сняли, с караульных.
Убийство это убийство есть, трибуналец вытер вспотевшую залысину. А наша власть есть власть закона и безсудных расправ допускать нельзя. Понимаешь, Макеев? Давай разбираться, что тут у вас было.
На бумагу всё занёс. Оказалось, что призрак княгини видели только Макеев и Сашка.
С тобой ясно, трибуналец пишет крупными буквами «не спал трое суток». С матросом тоже. Упал, голову повредил, привиделось ему. А Кармазинова кто-то из арестованных зарезал. В то, что замурованный каторжник с ножом по дворцу бегал, никто не поверит. И я тоже.
Легко ему при свете дня рассуждения выносить, логику к фактам привязывать. Но. Тут Макеев сам расслабился, устал всё-таки. А трибуналец дело говорит. Никаких привидений не было. А как кинжал оказался в гробу? Да там и лежал. А Кармазинова другим зарезали. А на кинжале не кровь, а просто грязь. Мало ли там чего в комнатке этой накопилось за десятки лет. А профессор Владимирский, что осматривал и тело зарезанного, и труп каторжника, только плечами пожал. Не бывает, мол, такого, чтобы покойники с кинжалами бегали.
«Тело народного борца Анатолия Гервега похоронить с почестями на Марсовом поле, где герои упокоены. Литейный дом Юсуповой передать польскому обществу просвещения Махлевского. Гибель Кармазинова расследовать со всей революционной беспощадностью. Тов. Макееву за плохой надзор за арестованными вынести выговор, назначить тов. Макеева комиссаром в наркомате финансов. Дзержинский».