Поставили койки, закрыли двери. Потом снова отворили, душно в княжеском будуаре, когда двадцать мужиков вместе сидят. У дверей часовой Севастьяныч, токарь с Путиловского. В кресле с резными ручками. Манлихер к стенке прислонил. Сам за буржуями следит.
Владимирский Сашке рассказывает в караулке, какие княгиня романы крутила во дворце.
Про неё даже говорили, что она и есть та самая Пиковая Дама, говорит очкастый, покуривая папироску. Отчаянная старуха была.
Поставили койки, закрыли двери. Потом снова отворили, душно в княжеском будуаре, когда двадцать мужиков вместе сидят. У дверей часовой Севастьяныч, токарь с Путиловского. В кресле с резными ручками. Манлихер к стенке прислонил. Сам за буржуями следит.
Владимирский Сашке рассказывает в караулке, какие княгиня романы крутила во дворце.
Про неё даже говорили, что она и есть та самая Пиковая Дама, говорит очкастый, покуривая папироску. Отчаянная старуха была.
Что за дама такая? залюбопытствовал Сашка. Бескозырку на мраморный столик положил, чай чёрный с сахарином пьёт, третий стакан, аж лоб матросский вспотел.
На Литейном, прямо, прямо, возле третьего угла, там, где Пиковая Дама, по преданию, жила! продекламировал студентик и поднялся. Огляделся. Сходил куда-то. Суёт Сашке книжку в истрёпанной картонной обложке издательства А.Ф. Маркса. «Пушкин. Пиковая дама».
Читай, в библиотеке госпитальной нашёл, Владимирский чайник на печку ставит, вскипятить ещё водички. Ночь длинная, холодная. Хорошо буржуям, матрасами укрылись и дрыхнут. А караульщикам спать нельзя. Контрреволюцию проспать можно.
По мраморной лесенке шаги быстрые чок-чок, чок-чок. Макеев бегом поднимается.
Спокойно всё? спрашивает у часового. Тот кивает. Буржуи спят тихо, не храпят, ветров не пускают. Интеллигенты.
Женщину не видал? Макеев головой крутит.
Какую женщину? Севастьяныч брови вверх задрал. Тут только портрет с бабой висит и всё.
Лоб хмурит Макеев. Смотрит на огромный портрет над парадной лестницей. Красавица смотрит с него на всех, кто по дворцу гуляет.
Да понимаешь, прикорнул я, Макеев самокрутку свинтил, лизнул и спичками чиркает, зажигает. Отсырели, не горят.
Севастьяныч ему самодельной зажигалкой огонь высек. Закурил командир, фуражку со сломанным козырьком снял, лоб вытер.
Дремлю, вдруг черёмухой опахнуло меня, запах такой сладкий, Макеев затягивается, дым густой, едучий пускает. Глаза открыл, баба идёт, в платье белом, до пят. Из благородных. Я ей говорю, а ну-ка гражданочка, погоди. А она шасть за покрывало, что на стенке висит. Я его рукой дёрнул, а там стена каменная. Как бы побег не устроила нашим буржуям эта дамочка.
Приблазнило тебе, Макеев, гудит Севастьяныч, усмехаясь. Ты сколько уж без сна-то?
Третий день на ногах.
Иди, отдыхай, только пальбу спросонья не устрой.
Макеев в комнату к буржуям заглянул, спят контрреволюционеры. Докурил самокрутку. Хотел на пол бросить, да постеснялся на красоту резного паркета сорить. Сжал окурок в кулаке.
Ну, ты поглядывай, нахлобучил обратно фуражку командир и ссыпался вниз по лестнице. На площадке остановился, оглянулся на портрет красавицы, хмыкнул и ушел отдыхать.
Студентик чаю напился, дремлет. Сашка читает книгу, губами шевелит, удивляется тому, как буржуи сказкам верили. Скоро его срок часовым стоять, как раз «собачья вахта»****, самое тухлое время. Поглядывает матрос на часы, снятые позавчера с контрика*****, вот уж пять минут до полуночи. Пора и вставать. Надел бескозырку, манлихер на плечо повесил, книжку в карман бушлата сунул.
Севастьяныч ушёл, Сашка в его нагретое кресло уселся. Мельком глянул в камеру, дрыхнут буржуи. Книжку вытащил, огляделся. Нет никого, на посту читать нельзя, но интересно, как там с картами разберётся Германн. Невезучий офицерик.
Во дворце тишина. Только лампочка над головой иногда потрескивает.
«Германн трепетал, как тигр, ожидая назначенного времени. В десять часов вечера он уж стоял перед домом графини. Погода была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями; фонари светились тускло; улицы были пусты», читал Сашка, забыв о буржуях.
Что-то легонько щёлкнуло на лестнице. Матрос голову поднял, прислушался. Никого. Может, Макеев идёт пост проверять? Встал, книжку в карман пихнул.
Вдруг с лестницы женщина в белом платье. И черёмухой запахло, как в детстве, в деревеньке под Рязанью.
Стой! Сашка схватил манлихер, но тот из руки выскользнул, на пол грохнулся.
Женщина мимо проскользила, и к буржуям в камеру!
А ну стой! Сашка манлихер поднял, и за ней.
Некоторые буржуи головы подняли, видно грохот упавшей винтовки разбудил. А женщина меж ними плавно прошла, огляделась и кому-то пальчиком погрозила.
Чок-чок-чок на лестнице. Макеев примчался. Волосы ко лбу прилипли со сна, с револьвером в руке.
Чок-чок-чок на лестнице. Макеев примчался. Волосы ко лбу прилипли со сна, с револьвером в руке.
Она это! Она! кричит. Тут уж все проснулись.
А женщина засмеялась, как колокольчик валдайский, и в стенку вошла. И пропала. Арестанты спросонья возмущаются, а дамочки никто из них видел. Не успели, так быстро она промелькнула.