Нервно куря, Никиткин думал о главном специалисте: «Ну и гад же ты, Петров. Ну и гад! Ведь мы с тобой разговаривали после обеда. Зачем же, спрашивается, так врать тогда!»
Особенно в Петрове раздражало то, что он был младше Никиткина на один год. Тем не менее, Петров уже был произведен в старшие специалисты. Никиткин же все еще оставался просто специалистом. Это было обидно не лишенному честолюбия Владимиру Ильичу.
Мысленно проговорив набор ругательств в адрес Петрова, Никиткин отправился на рабочее место. Петров сидел, как ни в чем не бывало. Однако он заметил Никиткина и, выждав какое-то время, сказал:
Володь, ты тут напортачил опять. Переделай, сказал Петров настолько громко, насколько это было необходимо, чтобы услышали все сидящие в комнате. Было понятно, что он, Петров, приближен к руководству. Руководство Петрову доверяет. Одновременно было понятно, что Никиткин плохой работник. Настолько плохой, что руководство даже не разговаривает с ним напрямую. А поручает это доверенным людям.
Для того, чтобы разобраться в своей очередной ошибке, Никиткину надо было встать и в который раз подойти к Петрову. В глазах у Петрова читалось порицание. Порицание читалось и во взгляде других сотрудников, внимательно наблюдавших за происходящим. Все это было унизительной и часто случающейся с Владимиром Ильичом процедурой. Никиткин ненавидел Петрова.
Но вот, наконец, утомительный рабочий день был позади. Владимир Ильич вышел на улицу и с удивлением заметил, что дневная непогода более не довлела над городом. Небо расчистилось от облаков, и огромное абсолютно круглое ночное светило уже повисло на краю небосвода.
Невозмутимый троллейбус доставил Никиткина до унылого блочного дома, располагавшегося на улице Авиаторов, где он второй год снимал однокомнатную квартиру. Дома его уже ждала Марта, милая девушка, ничего от него не требующая, но ничего и не обещающая.
Как дела, Вова? не особенно интересуясь ответом, спросила Марта.
Как обычно. Мышиная возня и тараканьи бега.
Как обычно. Мышиная возня и тараканьи бега.
После нехитрого ужина Владимир Ильич включил было музыкальный центр, который был его единственной дорогостоящей принадлежностью и которым он гордился и дорожил. Но музыка не шла. В голове без конца повторялись фразы его разговора с Петровым и разговора Петрова с Замначальника отдела. Владимиру Ильичу все время казалось, что он что-то не досказал. Что он был чрезмерно мягок. Что нужно было войти в кабинет к Заместителю Начальника отдела, прервать вранье ничтожного Петрова, стукнуть кулаком в конце концов. Сказать, что он сам может делать работу Петрова ничем не хуже, а даже лучше его. Вот только поручите! Впрочем, в разговорах с Заместителем Начальника отдела он уже высказывался несколько раз в подобном ключе. На что Никиткину было резонно указано, что ему неплохо было бы для начала делать как следует свою работу. А уж потом начинать разговоры о продвижении по службе.
От этих мыслей голова Владимира Ильича налилась свинцовой тяжестью. Он встал и начал нервно ходить по комнате. Потом зашел на кухню. Там сидела Марта и как всегда что-то печатала на компьютере. Она вообще предпочитала работать ночью. Вид мирно печатающей девушки немного успокоил его, и Владимир Ильич собрался ко сну.
К этому времени полная луна уже поднялась по небосводу, и ее холодный свет свободно вливался в комнату, привнося ощущение спокойствия и таинственности. Постепенно дневные неприятности остались позади, и Владимир Ильич, поглощенный созерцанием природного явления, не заметил, как глаза его закрылись и он плавно погрузился в царство Морфея.
Он проспал не более десяти минут и был разбужен странным шумом, доносившимся с улицы. Владимир Ильич встал и выглянул в окно. В удивлении протер глаза. Нет, зрение не подвело его. По улице Авиаторов быстрой рысью шел конный отряд. Лица всадников были суровы и сосредоточенны. Все были одеты в кожаные куртки. У всех винтовки перекинуты через плечо. Лошади темной масти были как на подбор необыкновенной красоты и силы. Лишь их предводитель скакал немного впереди отряда на лошади белой масти. Лунный свет играл на стальных поверхностях их сабель, винтовок и шпор.
Партизаны! решил Владимир Ильич.
Они проехали по улице Авиаторов в полном молчании и скрылись из виду. Это было не похоже ни на что, виденное им когда-либо ранее. Зрелище было настолько завораживающим, что Владимир Ильич какое-то время оставался стоять у окна. Потом он, ни слова не говоря, тихо лег на спину и натянул одеяло до подбородка. Он в мечтательной задумчивости смотрел на потолок, а на устах его играла таинственная улыбка. Он продолжал улыбаться во сне, когда, закончив свою работу, в комнату под утро вошла Марта.
Малоприятный звук будильника ознаменовал начало нового трудового дня. Владимир Ильич торопливо выполнил нехитрые процедуры утреннего туалета. Потом всё как обычно. На улице слякоть поздней осени. Неубранные улицы. Троллейбусная остановка, в течение последней ночи ставшая объектом разнузданного вандализма группы сограждан Владимира Ильича. В троллейбусе было много народа. Тут, как и на работе, люди неустанно боролись за место под солнцем. Толкотня стояла невообразимая.