Прошел почти час, как он вышел из ванной. Ему очень хотелось выйти на балкон, сделать глоток свежего воздуха, но он, гордившийся самодисциплиной, решил выждать еще один час. Пока можно было послушать музыку. Он подошел к аудиосистеме, расчехлил ее, потом достал белые перчатки. Это были его старые друзья. Тень улыбки возникла на его доселе непроницаемом лице. Перчатки были его изобретением. Давным-давно он понял, как можно нажимать клавиши управления магнитолой, не оставляя на них жирных следов от пальцев: «Все просто! Перчатки!»
Какое-то время он слушал свои любимые с детства мелодии. Он был почти полностью спокоен и умиротворен, как вдруг тревожная мысль пронеслась в его голове. Он посмотрел на часы.
«Боже мой! Что я делаю? Целый час беспрерывной работы системы!» Перед его потревоженным сознанием появились ролики, шарики и прочие трущиеся детали, которые от столь варварски длительного пользования магнитолой изнашивались буквально на глазах. Перчатки были вновь востребованы. Магнитола замолкла, снова помещенная под надежный полиэтиленовый чехол. Чувство беспокойной заботы и тоски постепенно вновь брало его в свои липкие объятия.
На исходе второго часа Николай Николаевич решил, что уже можно выходить на балкон, не боясь перепада температуры после теплого душа. Не боясь просто простудиться или, что еще хуже, как случается с некоторыми не заботящимися о себе олухами, подхватить воспаление легких.
Он стоял на балконе. Взгляд его, скользнув по освещаемым заходящим солнцем излучине Москвы-реки, зубчатым стенам древнего Кремля и маковке Колокольни Ивана Великого, упал на карниз балкона. Это было невыносимо! На карнизе отчетливо были видны плохо убранные следы птичьего помета.
«Следы птичьего помета, помета, помета!» в раздражении, но с зарождающейся в отдаленном уголке его сознания какой-то другой, параллельной мыслью, думал Николай Николаевич.
«Полета!» конечно, он давно хотел полета. Что-то прояснилось в его взгляде, будто бы тяжелый груз, давивший долгие годы, наконец-то упал с его плеч, и он, нелепо взмахнув руками как крыльями, сильно оттолкнулся ногами.
Январь 2005Диктант
Второкласснику Вове Сидорову уже давно втайне нравилась его одноклассница Таня Наумова. Но если бы кто-нибудь спросил его, нравится ли ему Таня, он с негодованием отверг бы подобное предположение. Он даже почти убедил себя самого в обратном.
Дело было в том, что Вова совсем не был уверен, что он нравится Тане. И потому он всячески демонстрировал к ней свое безразличие. Между тем, они уже целый год сидели за одной партой. И сейчас, по дороге в школу, он думал о том, как они будут сидеть вместе все три урока. У Тани был симпатичный небольшой носик, голубые глазки. У Тани были две прехорошенькие косички, за которые Вова ее иногда дергал. Тане это не нравилось, но Вове от этой мысли становилось хорошо.
Хотя Вова никогда бы не признался в этом даже самому себе, но сидеть за одной партой с Таней Наумовой было большой удачей. Ведь для того, чтобы находиться с ней рядом, ему не надо было предпринимать никаких усилий. Все было решено кем-то другим, а он лишь выполнял волю учителя. Более того, когда год назад учительница при всех спросила, хочет ли Вова сесть на освободившееся место рядом с Таней, он сделал вид, будто ему все равно. Но сердце его билось в бешеном ритме, когда, взяв тетрадки и пенал, он шел на свое новое место.
В этот момент он услышал шепот Сафоновой:
Тили-тили-тесто, жених и невеста.
Вова густо покраснел. Во избежание подобного рода инсинуаций в будущем, во время перемены и при большом скоплении детей он крепко треснул Таню Наумову учебником по голове.
Дурак! сказала Наумова, и Вове стало очень неприятно. Забыв, что это он первый треснул Таню по голове, Вова обиделся на оскорбление и два дня с Таней не говорил вовсе. К своему стыду, с того времени Вова не раз предпринимал подобные действия в отношении Тани. Зато никто не мог теперь подумать, что они жених и невеста.
У Тани тоже был неангельский характер. Если она видела, что Вова что-то не знает, то никогда не давала ему списывать, закрывая маленькой ручкой свою тетрадь. Это Вову особенно злило. В такие моменты он старательно вытягивал шею и даже немного привставал, дабы увидеть заветное решение. Но снизойти до просьбы показать написанное не решался. Только думал про себя: «Ну и дура. Ты у меня спишешь что-нибудь, когда сама знать не будешь! Как бы не так!»
Но как бы этого ни желал Вова, такого случая не представлялось. Таня была страшной зубрилкой, и училась почти на одни пятерки. А посему списывать у Вовы ей не было никакой нужды. Получить оценку ниже четверки для Тани было большой трагедией. Когда полгода назад ей поставили за контрольную «три», Таня горько заплакала. Кроме того, Таня была необыкновенной чистюлей и аккуратисткой. На ее половине парты, в отличие от Вовиной, всегда царил полный порядок. А еще у Тани были очень красивые пенал, ручки и карандаши с цветными ластиками, которыми она очень гордилась.
Из-за своей неорганизованности Вова часто забывал или терял всякие предметы: то ручку, то карандаш, то тетрадку. Несколько раз он просил у Тани выручить его. Бывало, она его выручала. Но после последней Вовиной выходки Таня уже месяц как с ним не разговаривала. Вова, в свою очередь, также изо всех сил демонстрировал свое к ней пренебрежение.