Аккуратнее, сука!.. Куда ты толкаешь?!..
Не толкаю я!, хмуро огрызается Андрюха Борисенко, Сам нормально держи!..
Держу я!..
И вот уже шуточки кончились, и работа превращается в
Самое неприятное в такой работе, это то, что нет временных и качественных границ, я заметил. Покупатель хочет нахапать на халяву как можно больше, поглядывает иногда на наши потуги, посматривает на часы, подходит, подсчитывая шпалы:
Аккуратнее, мужики, аккуратнее
После обеда уже, когда сил действительно нет уже ни каких, мы мрачно «перекуриваем», садясь прямо в пыльную полынь, и хмуро переругиваемся хриплыми голосами:
Я улыбаюсь, Клава
Ты, да ну его на фиг Такую хрень бля
Пожрать, короче тоже не светит сегодня
С пляжа кричат девушки:
Мальчики-и!.. Ма-альчики!..
Плотоядно сглатывая, мы украдкой поглядываем на прыгающий красный купальник.
Ма-альчики!.. Пойдёмте!.. Устали, небось?.. Пошли к нам!..
Всё-таки есть бог на свете, Андрюха сплёвывает, недобро усмехаясь, поднимаясь тяжко, пошли что ли
Наскоро отряхнувшись, мы подходим не спеша, солидно.
Устали, ребята?.., красавица только что из реки вылезла, загорелые плечи в мурашках мокрых, грудь колышется от смеха, Пошли к нам!.. Что вы всё, ей-богу?.. Не убежит ваша работа ни куда!.., смеётся зараза так, что дух захватывает. Волосы мокрые назад зачёсывает. Ух Хороша, Пошли в волейбол?!.. Пошли?.. Не стесняйтесь!.., смешно хватает Андрюху за руку, Пошли, пошли!.. Владимир Александрович!.. А где у нас мячик?..
И следующие полчаса, мы, раздевшись по пояс (она так же весело заставила снять!), бездарно играем в волейбол. Мы в кирзочах неловко скачем по песку, и девушки в купальниках хохочут, обыгрывая нас, как щенков.
Ну всё!, торжественно объявляет мужик возле мангала, Давайте заканчивайте там, спортсмены!.. Победила дружба!.. Давайте к столу уже!.. Галя, хлеб режь!..
К нему подходит наш покупатель, они негромко переговариваются, и нас отправляют к грузовику, и мы лезем в кузов, рассаживаясь и прилипая жопами к проклятым шпалам.
Я по-быстренькому!, кричит Владимир Александрович, Без меня не начинайте!.. Ребят отвезу и вернусь!.. Пятнадцать минут!..
И мы пылим по дороге, и девушки машут нам вслед.
Но так было не всегда.
И мы пылим по дороге, и девушки машут нам вслед.
Но так было не всегда.
Как-то нас втроём забрал сухонький невысокий старик, и мы приехали в удивительное место. Рядом с железнодорожной платформой в пять-шесть путей забором огорожен огромный склад леса под открытым небом. Высокие штабели брёвен, досок, коряг скручены проволокой в палец толщиной. Мощный запах душистой сосны, свеже освежеванной на пилораме, приятно бодрит и волнует. «Лесозаготовочная» чего-то там, написано на облупленной табличке. Поезда лениво подтягивают вагоны с брёвнами, мужики с короткими крючьями резво прыгают, карабкаются, где поштучно, а где всем махом высыпают с шумом брёвна на перрон, брёвна звенят и подрагивают, подпрыгивая, всё вокруг покрыто щепками и корой. Лебёдка тянет на цепной удавке огромное бревно, затаскивает в большой сарай. Оттуда раздаётся ритмичный гул. «Жи-ху!.. Жи-ху!..», постепенно разгоняется, ускоряясь, и, набрав скорость, уже орёт торопливо «жи-жи! жи-жи! жи-жи!» Где-то рядом надрывается со слезой циркулярная пила: «Пиииии-джя-а-а-а-умммм!..»
Мы глазеем по сторонам. Всё кипит и работает. Вон столярный цех. Мужик доску тащит:
Петрович!.. Ты де пропал?
«Де пропал»!, передразнивает наш старичок, «Де-де»!.. В манде!.. Зайди ко мне сейчас!..
Петрович бугор*. Приведя нас в небольшой и уютный кабинетик на втором этаже прямо над столярным цехом, старик усаживается за стол:
Короче так, мужики, скрещивает пальцы, Без меня ни каких движений. Понятно? Узнаю, что мутите не обижайтесь. Понятно?
Понятно, говорим.
У Петровича на левой руке нет указательного пальца, а на правой два пальца без фаланг.
Работа не пыльная, продолжает бугор, не обижу. Чай-курить всегда найдётся. Щас похаваем немножко (А-а-лилуя!.., пропело в голове) и пойдём, я вам цех покажу, и фронт работы. Понятно?..
Через пять минут мы сидим за этим же столом Петровича, стол накрыт газетой, на столе сало, огурцы, кастрюля душистого супа (жить хочу!), хлеб, зелёный лук, помидоры и бутылка водки.
А я же тебе говорю, Петрович разливает по стаканам. С нами сидят ещё три мужика, все припудренные древесной опилкой, Он, сука, по-хорошему не понимает. Говорил я тебе?..
Говорил, вздыхает огромный здоровяк, которого все зовут «Тушин», а
Вот я тебе чё и говорю, назидательно перебивает бугор, С ним по-хорошему нельзя. Понял?.. Я ему прошлый раз чё сказал?.. «За базар надо отвечать!» Говорил?
Говорил, Тушин вздыхает горько, выпивает до дна, прослезившись, занюхивает хлебом, ды
А он чё?.. А?.. Он-то чё?.. Я ж говорил тебе пока он деньги не перечислит, ни какого с ним разговора. Говорил я тебе?..
Говорил, здоровяк запихивает в рот замысловатый бутерброд на кусочек хлеба он положил кусок сала и всё это обмотал, словно верёвочкой, зелёным луком. Я тут же замечаю, что у Тушина тоже нет пальца на руке. Присмотревшись к мужикам, я вижу, что у всех у них не хватает по два-три пальца Вон тот, сбоку от меня, вообще ложку держит изуродованным кулаком. Все четыре пальца, кроме большого, срезаны до половины одним, видимо, разом