Особое значение имеет толкование ЕКПЧ, поскольку в ст. 1 закона о ее ратификации указывается, что Российская Федерация признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию ЕСПЧ обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения РФ положений этих договорных актов284. В правовой науке высказывается мнение о том, что сами правовые позиции ЕСПЧ должны быть признаны в качестве «источника правотворческой и правоприменительной практики»285. Источником правотворческой практики может быть что угодно, включая вдохновение правотворца, жизненный опыт, здравый смысл и т. п. Источник же правоприменительной практики это, по сути, источник права. Верно ли такое утверждение? Представляется, что уравнивание правовых позиций ЕСПЧ и источников национального права России смешивает международную и внутреннюю правовые системы. В российской Конституции286 международные договоры и общепризнанные принципы и нормы международного права являются составной частью правовой системы. Однако толкование международных актов, каким бы авторитетным оно ни было, само по себе не относится ни к международным договорам, ни к нормам jus cogens. Пленум Верховного Суда РФ в своем Постановлении от 10 октября 2003 г. 5 дипломатично предлагает «с учетом практики Европейского Суда по правам человека в случае возникновения затруднений при толковании общепризнанных принципов и норм международного права, международных договоров Российской Федерации рекомендовать судам использовать акты и решения международных организаций, в том числе органов ООН и ее специализированных учреждений»287. То есть практику ЕСПЧ и контрольных органов международных организаций (кроме решений ЕСПЧ, непосредственно касающихся России), предлагается использовать не в качестве полноценного источника внутреннего права288, а как вспомогательный ориентир для собственного толкования в тех случаях, когда это не противоречит внутреннему законодательству. Это, разумеется, не освобождает Россию от международного обязательства выполнять решения ЕСПЧ по конкретному делу.
Тем не менее, сказанное не означает отсутствия у государства международного обязательства применять международные договоры в сфере труда с учетом их аутентичного толкования, т. е. принимать законодательство, реализующее нормы международных договоров в том виде, как они понимаются контрольными органами. Несмотря на отсутствие указания на обязательность применения решений контрольных органов, процедуры рассмотрения жалоб и в контрольных органах МОТ, и в СЕ схожи с судебными и административными процедурами, применяющимися во внутреннем праве в отношении юридически обязательных актов. Уже это дает основания авторитетным специалистам в области МТП говорить об обязательности для государств, например, рекомендаций КСО289. Однако с точки зрения международного права важнее в данном случае то, что сами государства в течение многолетней повторяющейся практики не возражают против того, что данные решения применяются в их отношении в качестве обязательных, т. е. демонстрируют наличие opinio juris мнения об обязательности для себя соответствующих решений. Следовательно, в данном случае имеет место «международный обычай как доказательство всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы», упомянутый в процитированной выше ст. 38 Статута Международного суда. В преамбуле к Федеральному закону РФ «О международных договорах Российской Федерации»290 указывается, что «Российская Федерация выступает за неукоснительное соблюдение договорных и обычных [курсив мой Н. Л.] норм, подтверждает свою приверженность основополагающему принципу международного права принципу добросовестного выполнения международных обязательств». Таким образом, обязательства Российской Федерации в отношении актов аутентичного толкования международных договоров в сфере труда обладают юридической силой в отношениях с этими организациями, если можно доказать, что ранее органы власти России исходили из обязательности применения данного толкования. При этом важно не смешивать внутреннюю и международную правовую системы. Международный обычай в сфере труда может применяться в качестве источника права не внутрироссийскими судами, как это утверждается некоторыми авторами291, а лишь в отношениях между Россией и другими государствами и международными организациями292. В исключительных случаях в актах судебной власти РФ можно найти ссылки на акты аутентичного толкования международных договоров в сфере труда293, но такие цитаты делаются в качестве подкрепления аргументации для собственного толкования.
Понимание статуса актов аутентичного толкования международных договоров в сфере труда особенно важно с практической точки зрения, поскольку их содержание зачастую существенно выходит за рамки непосредственного текста договора, чаще всего носящего достаточно обобщенный и расплывчатый характер294. Так, ЕКПЧ в результате ее толкования ЕСПЧ фактически была дополнена целым рядом прав, которые не содержатся непосредственно в ее тексте295. Еще более это заметно если сравнить содержание конвенций МОТ с их толкованием КСО и КЭ. Например, суть содержания фундаментальных конвенций МОТ, посвященных свободе объединения 87 и 98296 это всего около полутора страниц текста. Одновременно с этим КСО и КЭ по результатам рассмотрения жалоб в отношении государств периодически переиздают сборники принципов свободы объединения297, в которых указывается, какие положения национального законодательства соответствуют этим принципам, а какие нет. Эти сборники содержат сотни страниц текста, и далеко не всем требованиям, там указанным, российское законодательство соответствует в полной мере298. Схожая ситуация существует в отношении ЕСХ, толкование которой осуществляется ЕКСП299. Н. Валтикос писал о том, что решения контрольных органов МОТ «следует рассматривать как разновидность прецедентного права, которые внесли определенный вклад в выяснение, а в некоторых областях и в развитие [курсив мой Н. Л.] стандартов, установленных Уставом МОТ и конвенциями»300.