Когда обязательные и мало что знающие фразы были сказаны, Костович приступил к изложению аэронавтической идеи.
Осмелюсь предположить господа, что рисунок «аэроскафа» знаком каждому, кто хотя бы в малой мере интересуется небесными открытиями. По чести говоря, первоначальный прожект, в котором подъёмная сила создавались бы не только баллоном с газом, но и от работы крыльев, устроенных подобно птичьим, при дальнейшем рассмотрении был отвергнут. Поднявшись на высоту, нельзя зависеть от капризов мотора, будущее определённо принадлежит аппаратам, свободно парящим в воздухе наподобие аэростатов.
Без сомнения, коротко кивнул Наркевич-Иодко. Как не сложно догадаться, «аэроскаф» нового типа вам также не удался?
Отнюдь! воскликнул Костович. Наиважнейшие узлы готовы и хранятся на Охтинской верфи. Создан мотор необычайной мощности в восемьдесят лошадиных сил! Осталась выделка обшивки, сборка, и можно приступить к полётам уже в следующем году. Совершенно не вижу препятствий, кроме заурядной нехватки ассигнований.
О какой сумме идёт речь? Стефан Карлович мягко повернул к самому щекотливому вопросу.
Изрядной. По меньшей мере двести пятьдесят тысяч.
Озвученная сумма, равная цене поместья средней руки, повисла над ресторанным столиком невидимым, но осязаемым грузом.
Вот как? бесстрастно уронил Наркевич-Иодко. Позвольте поинтересоваться, из каких расходов она складывается.
Ободрённый тем, что польский магнат не отверг просьбу с порога, Костович извлёк из внутреннего кармана вчетверо сложенный лист. Тонкие музыкальные пальцы шляхтича подхватили его и разгладили.
Где вы изволили сказать мотор и прочие снасти находятся?
Здесь же, на Охтинской судоверфи, повторил изобретатель. Это по Неве в сторону Шлиссельбурга. Я могу рассчитывать на вашу поддержку?
Поляк помедлил. Испытующе глянул на воздухоплавателя.
Стефан Карлович вас рекомендовал. Однако сие предприятие мне кажется сомнительным. Я также не чужд новаторства, держу лабораторию для электрических опытов. Вот только подобные траты мне представляются чрезмерными. Положим, вы построите аппарат. Сколько же лет пройдёт, пока вы вернёте вложенные тысячи?
Сразу! Нет сомнений, что правительство выкупит его в казну после первых же удачных подъёмов.
Стало быть, у вас контракт с Военным министерством подписан? осторожно встрял Джевецкий.
Увы. Часть средств, на постройку отпущенных, военные дали. До показа воздушного корабля ни о чём более говорить не желают.
Повисла неприятная пауза.
Прямо говоря, финансовой выгоды из вашего начинания не приходится ждать, подвёл черту Наркевич-Иодко. Не только жертвователям, но и вам самому. Тогда позвольте спросить: зачем оно?
Костович откинулся на кресле, устало потёр переносицу двумя пальцами. В них въелась несмываемая чернота верный признак приверженности к работе руками.
Это сложно объяснить цифрами. Скажите, панове, вы Родину любите?
Вопрос, несколько неожиданный после делового разговора о деньгах, застал собеседников врасплох.
О какой Родине? Речи Посполитой, германцами и русскими поделённой? Или же о России?
Наркевич-Иодко первый раз улыбнулся самым уголком рта.
Вы, Стефан Карлович, моего кузена напомнили. Он со мной лет десять не разговаривает. Знаете, почему? Однажды после застолья я не подпевал «Ешче польска не сгинела». Хуже того клятых москалей не поносил, смутив Джевецкого, он повернулся к сербу. А какую Родину вы имели в виду? Если память не изменяет, в Австро-Венгрии на свет появились?
Наркевич-Иодко первый раз улыбнулся самым уголком рта.
Вы, Стефан Карлович, моего кузена напомнили. Он со мной лет десять не разговаривает. Знаете, почему? Однажды после застолья я не подпевал «Ешче польска не сгинела». Хуже того клятых москалей не поносил, смутив Джевецкого, он повернулся к сербу. А какую Родину вы имели в виду? Если память не изменяет, в Австро-Венгрии на свет появились?
В Австрийской империи, если точным быть.
И вам приписывают громкую фазу, сказанную после пожалования русского подданства за подвиг на турецкой войне. Газеты об этом писали взахлёб, как и в начале осьмидесятых про «аэроскаф». Дай Бог памяти «Я славянин, и за мать всех славян Россию готов отдать жизнь!» Не переменились во взглядах, живя среди русских?