Лазарь Соколовский - C Ближнего Неба стр 4.

Спокойно б двоякое шло торжество,
как вечный покой или вечное бденье,

но где взять предела того и того,
особенно в майский пробег совпадений,

когда настигают не браки  брачки,
ничуть не сбивая нам скорби о близких
ушедших. Я снова теряю очки
в сиренях, процветших среди обелисков.

С чего начать июнь сухой
уже зашел за половину,
взметнулся первый травостой,
я распрямился, как рябина,

прочнее, вроде, в землю врос,
испив сиреневую влагу,
прикрыв измучивший вопрос
зеленой дробью винных ягод.

Ах, лето, лето! как я мог
так поглупеть, приняв за чудо
кружавчатость морковных строк,
взметнувшихся, как из-под спуда,

что показалось  сам воскрес!..
Все это отдавало фальшью:
преобразив травинку, лес,
природа покатила дальше

в свой нескончаемый поход,
в дремучие метаморфозы 

я лишь застыл, разинув рот,
на снизку рифм роняя слезы

Пусть огрызнется мир иной
чредой карманных революций 
сорваться с ней нам не дано,
возможно только встрепенуться

и, сбросив собранную кладь
чужих и собственных поверий,
пытаться детям передать
следы поверженных империй

История не склад, не бал 
росток любви сквозь грохот пушек,
и если сам не добирал
в алчбе  несчастьями обрушит.

Круг завершивши вековой,
герои спрячутся в былины
С чего начать июнь сухой
опять зашел за половину.

Увы, иначе мы растем,
труднее, медленней мудреем,
природа прет своим путем 
нам хоть стремиться вслед за нею

Заметил, черный пес бежит по пашне.

Гете

Златым кольцом  возвратный путь
истории  и мы по храмам
отправились, раскинув рамы
(приворожив погоды ртуть)
души, уставшей от бедлама

чужого  своего Поля
заросшие пленяют дурью
(смотаться ли?..) и хмурый Юрьев
напоминает: у руля
все тот же кормщик, что до бури.

Но легче дух, лишь на задах
провинциальных пьяных оргий
откроется резной Георгий,
и на губах застынет  ах!..
(курчавый пес, отстань, не дергай!).

И трижды отплясав кругом
язычества на христианстве,
откроется дорога странствий
в веках, уложенных рядком
в прапамяти. На то пространства

даны нам вширь и вглубину,
где благость тихая да удаль
шальная рядом  амплитуда ль
такая валим на войну
(пес, на тебя?). Но вот и Суздаль,

несуетлив и узкоплеч,
по маковки церквей спокоен,
рыжебород, когда-то воин,
теперь щиты скатились в речь 
в О круглое, что ж до героев,

давно повывелись борцы,
пророки вымерзли подавно.
Торговый ряд гудит исправно 
толкают бабки огурцы,
на сувениры скинув славный

(замолкни, пес!) славянский дух.
Дорожка в Кремль неказистей,
спасаясь от совковых истин
хмельным набором медовух,
как древним валом в палых листьях.

Старинный, сонный город средь
ухоженного чернозема
(смотаться ли?..), вдруг здесь, как дома,
дано где жить и умереть,
вот разве нет друзей  знакомых

Ризположенский монастырь
нас приютил на пару суток,
куда деваться  двух минуток
не хватит, чтоб пропеть псалтырь:
расцвет  короткий промежуток

седого Суздаля. Молва
смирилась  хоть часов 12,
чтобы от Кидекши добраться
мужской к невесте Покрова.
А там опять брести с прохладцей

к раззолоченному холму
в заросших рвах  подобье ларца:
кокошнички Куда деваться,
крута дорога к Самому
в плену наивных мотиваций

всегда готовых на восторг
музейных дам, глухих монахов.
Как будто можно взмыть из праха,
что создал сам  все торг да торг,
а между  все топор да плаха.

Однообразье Не мудра
и здесь провинции житуха,
не то чтоб оскуденье духа,
а бесконечная игра
с историей, как сон в полслуха.

Куда деваться  мир таков,
каков он есть, принять итожа,
верстаться с ним  себе дороже.
Звонят Владимир и Ростов,
и потому не милуй, Боже,

и не карай Где глубь и ширь
друг с другом не договорятся,
терпи и плачь  куда деваться.
Ризположенский монастырь,
соавтор всех твоих простраций,

как и моих, нетороплив
(коль выбрал сам). Случился поиск,
вот-вот, казалось Твой ли происк,
что снова сверзнулся Сизиф?
Но в ту же пропасть мчится поезд!

И вечно так: едва простор
наполнится каким-то смыслом 
вниз камень! Сколки скользких истин
Прощай, мой Дмитровский собор,
до новых слез и евхаристий,

Хоть не вернутся «ер» да «ять»,
костлявый компромисс бессмыслен,
здесь снова соблазняться высью.
Собаке, где тебе понять
зуд творчества движенья Брысь ты!

Вот тоже мне  ночной дозор,
цензура на клубок сомнений
надбытовых.. Практичный гений,
я расторгаю договор!
 Ну, и куда? к ризположенью?..

Обратный сход был недалек 
скатились тихо восвояси
к деревне. Два соседских Васи
лишь усмехнулись Эпилог
все ближе, ближе. Что в запасе,

в годов остатке: кабинет,
диван истертый, пыль на книгах
(смотаться ли?..). Какого фига
ждать перепашки напослед
ради единственного мига

не смысла, нет, не света сфер,
перед которыми немею 
частичку формы, край идеи,
подушку рифмы, простынь вер,
чтоб на шарап слова развеять

Поэзия  заклятый миг
неимоверных откровений,
возможных только при размене
всего на пшик  один язык
гудит, как целый мир растений.

Тут Искуситель ни к чему,
он может только расстараться
в дне суетном. Куда деваться,
хоть к черту  в Суздаль, в Кострому.
У говоров, как и у наций,

своя проекция угла,
распашка глаз, корысть согласных,
что не смолкает в тюрьмах классных
Куда нас рифма завела?
Мой пес, увертливый, как масло,