Мне снова из прошлого каменных врат,
где не опереться тоске человечьей,
тащить хоть бы веру прапращуров смят
я временем новым, но, думаю, встречу
достойно и сам предстоящий отрыв,
когда подойдет полоса грозовая,
в золу обративши ребячьи костры,
где с родиной жесткой я тоже прощаюсь
без слез покаянья своих ли, ее,
как в браке отжившем верстаться напрасно,
расстанусь со вздрогнувшим майским жнивьем,
что ты променял на осенние краски,
в какие, приехав, мне не заглянуть
провалы годов зарастают пространством
И сам собираюсь в отчаянный путь,
где прах твой качает волной океанской.
Очередной виток
(возвращаясь к одному роману)
Рассчитаться на первый-второй,
потихоньку мельчая с годами
Иешуа абсурдный герой
в схватке с мельницами, с комарами?
Эволюция наоборот
соскользанье к пещерному миру:
«Любят деньги, как было, и вот,
Воланд пел, пришибут за квартиру».
Алоизий как там? Могарыч
выбьет полуподвальчик Арбата,
ну, а тот, кто божественный спич
напридумал, тот съедет куда-то
на Матросскую шумную, на
скит Лефортовский вся незадача
Хорошо, что прознал Сатана
и «великий прогресс» об-иначил
.
грозным матом вот снова у нас
«путь святой» и «свобода печати»,
генеральский сплошь иконостас,
в кумаче пенсионные рати
и церковный гороховый звон
в ожиданье пасхального чуда.
Эволюция вновь под уклон,
где вопрос не куда, а откуда?
Патриарший совсем обмелел:
и стихи облысели, и проза,
в суете государственных дел
михалковы теснят Берлиоза.
И к чему тот случайный вояж
нас привел Мастер в горних с подружкой,
остается Бездомный типаж
с Грибоедом и прочей психушкой.
Нет, роман не кончается, не
убывает подпитка ни сверху
и ни снизу куда Сатане,
старичку? Только стряхивать перхоть
да в припадке дешевых острот
на прощанье косить под героя
Эволюция наоборот
ФСБэшным отлаженным строем:
Рассчитаться на первый второй!
квадратные плечи и скулы.
Все сначала: Пилат, Крысобой
и чудак молчаливый, сутулый.
К двум пророкам
К двум пророкам
Вступление
Пора ли плакать ликовать
Империя ушла? едва ли?
куда идти? чего искать?
недоросли, недострадали?
Опять духовную нужду
прикрыть тряпьем материальным
утрачен ритм А вдруг найду
пусть не заслуженно случайно,
весенний подновляя крик
и Апполонову квадригу.
Как говорится, все из книг,
и я опять листаю книгу,
ту, первую, где между строк
следы моей судьбы и общей,
что пробуждал какой-то бог,
над чем пророк какой-то ропщет
Что в тьме времен провидит он
помимо мартовской капели,
где отзовется Вавилон
не во врагах в самих себе ли?
В дареном чуде слов и нот
увериться б, как Савл в дороге,
что все к гармонии идет
Два лучших голоса помога?
1-й голос
Чего еще?.. К земле влеком
в последних заморозках мая,
цветут черемухи рядком
повдоль реки ликуй, Исайя,
хоть краткий миг, покуда край
не выдохся в тоске зеленой,
едва намеченной, копай
родную почву по закону
природы же, упрямо сей
разумное неторопливо,
всей прожитою жизнью, всей
непрожитой ликуй, гневливый,
предупреждая от оков,
что только сбросили играя
и сызнова? Народ таков,
каков он есть ликуй, Исайя!
Другой даст неизбывный плач,
пока ты грезишь про Мессию,
чтоб хоть чуть-чуть дрожал палач
в притихшей засветло России
Проходит все, но все ль пройдет,
когда борьба стезя святая?..
Копай постылый огород,
усталый раб, ликуй, Исайя!
2-й голос
Увы, дергач, пророк не врач,
особенно в предгрозовые,
ему доступен разве плач
вся жизнь твоя, Иеремия
Когда опять нам исполать
пускаться в сталинские злые,
вдохнув глоток свободы лгать
отвыкнув?..
Плачь, Иеремия!
Уже пастух присел на двух
скамьях: диктатор и вития
что ж мы молчим? имперских дух
по сердцу?
Плачь, Иеремия!
От старых стен привычный крен
«ломать не строить» крепче выя?
Навыворот какой-то ген
в нас странный
Плачь, Иеремия!
Как на пари, приотворив
глаза, внять сказкам про батыев?
Враг не во вне сидит внутри,
в тебе же
Плачь, Иеремия!
Куда ж страну опять в войну?
Сомкнемся мертвые? живые?
Ведь главное поднять волну,
а дальше
Плачь, Иеремия!
Послесловие
Слова лишь отзвуки игры
кровавой, улично-дворцовой,
истерлись ижицы, еры
чтобы опять начать по-новой?
Ужель не выдохлись круги
всенепрощающей природы,
и наших смут? Кругом ни зги
мы снова ищем в переводах
лазейку выхода глухи
и строки красные, и нравы,
опять ввалиться от сохи
в соблазны те же и подставы
Мой Бог! кто из сидельцев прав
в чреде смирений революций?
Я убираю книгу в шкаф,
чтобы забыть? или вернуться?
Сойдет погожая весна
и долгожданный ветер свежий
От двух скитальцев тишина,
и мир все тот же, мы все те же
простыми, грешными людьми.
Изменит что чреда иная,
как ни ликуй, Иереми
как ни зайдись в слезах, Исайя
Возвращаясь с кладбища
Где прежние годы? где весны мои?
ворота в природу взаправду открыты?
И будто в ответ мне гремят соловьи
в Донском, где оплаканы судьбы и сбиты
на встречу потомкам? на суетный тлен?
на жалкие свечки в бумажных букетах?
Не знаю но рвется сирень из-за стен,
и это бушующей жизни приметы,
как пряная, ливнями пьяная водь,
ломающая колеи и маршруты,
как еле прикрытая буйная плоть
студенческой стайкой спешит к институту,
сквозь свежую листвень текут светлячки
от солнца и пляшут по рельсам трамвайным.
И как я ни грустен, теряю очки
от этой весенней и девичьей тайны.