Гарпаст зажмурил один глаз. Когда он так делал, незакрытый глаз приобретал удивительную пронзи-тельность.
Это правда, Джонатан?
Я искал билеты, сказал я, отворачиваясь.
Это правда, Джонатан?
Я искал билеты, сказал я, отворачиваясь.
На выпученное око без содрогания я смотреть не мог.
Вот уж не думал, произнес похожий на насупленного филина Родерик, что вы способны на такое. Пока мой мозг замыкается в аналитической работе, пока он занят систематизацией и обобщением деталей и мелочей, недоступных, Джонатан, вашему, без сомнения, достаточно среднему, пусть и с фантазией, уму, пока я выпадаю из сего вещественного мира в мир сопоставлений и причинно-следственных механизмов, вы, без всякой внутренней дрожи, грубо пользуясь моей беспомощностью, производите чес моих карманов!
Если бы вы сразу рассказали про билеты
Пробубнив это, я осмелился искоса глянуть на Гарпаста.
Сразу билеты передразнил меня он, все также одноглазо таращась. Вы совершенно не умеете врать, Джонатан. Вранье должно быть в крови, а у вас детский лепет какой-то получается. Отдам, отдам я вам ваш фунт. С первого же дела отдам!
Я честно начал я.
Но Родерик скривился, и я умолк.
За окном, выплывая из паровозного дыма, будто грязные океанские волны дыбились холмы с лежащим у подножий бурым снегом. Несколько коров проводили нас ленивыми взмахами хвостов. Хмурое утреннее небо со временем так и не сделалось светлее.
Кстати, сказал Гарпаст, ломая возникшую натянутость между нами, я вполне могу этот фунт отработать.
Как? спросил я.
Как специалист по женскому полу.
О, боже! Я лучше сам.
Вовсе нет, вы стеснительны, с энтузиазмом заговорил Гарпаст. А я вам в продолжение своей речи о женщинах скажу, что в бытность завсегдатаем одного мюзик-холла в Вест-Энде сделал интересные наблюдения насчет женской природы. Так вот, женщину, в силу ее примитивизма, очень легко завоевать. Подарки, комплименты и настойчивость. Запомните, Джонатан, подарки, комплименты и настойчивость! Это три кита, перед которыми падет любая женская крепость. Причем, если не срабатывают два первых, что, скажем сразу, маловероятно, то настойчивость обязательно вызовет у предмета ваших притязаний невыразимую к вам жалость, которой вам и следует воспользоваться. Вы знаете, что женщины часто любят из жалости?
Я качнул головой.
Что ж вы сами до сих пор не женаты?
С моим-то умом? двинул бровью Родерик. Для стряпни мне достаточно миссис Терриберри. А на улочках и в игорных клубах хватает предложений любви без обязательств. Мы просвещенная страна. И даже в этом смысле передовая.
Он звонко хлопнул ладонями по ляжкам.
Ну что, пошли?
Куда? удивился я вставшему Гарпасту.
К Элизабет Максон, конечно же! он потянул меня за руку. Подарки и комплименты, Джонатан. Я устрою вашу личную жизнь. У вас нет ничего подарить?
Родерик
С великой неохотой я дал увлечь себя в проход.
Что, нет подарка? мой друг скорчил гримасу. Тогда комплименты. Сначала извинения, потом комплименты. Я знаю, это работает.
Понимаете, Родерик, я не уверен
Вот! Вот, Гарпаст наставил на меня палец. Вы все три года так. Хорошо, что я с вами.
За окнами мешалось желтое с серым, коричневое с грязно-зеленым. Один депрессивный пейзаж перетекал в другой, и даже выглянувшее на мгновение солнце казалось предвестником апокалипсиса.
Я шел будто агнец на заклание.
Сомнения ныли во мне, страх бурлил, предчувствия угнетали, а раздражение деятельным Гарпастом зудело под кожей. Что я скажу? Зачем? Мне совершенно не хочется, думал я.
И вместе с тем, подспудно, я желал, чтобы все именно так и происходило: разнесчастный герой, благородный (за фунт) помощник, неясное, не оформившееся чувство.
Впрочем, солнце все равно казалось апокалиптичным.
Гарпаст остановился у восьмого купе:
Стучите.
А что я скажу? зашептал я.
Скажете, что не можете простить себе того, как вы расстались, зашипел в ответ Родерик. Что чувствуете себя последним болваном. Что она не идет у вас из памяти, ее прекрасные глаза, ее тонкая рука, ее милая шляпка. Что вам, как писателю
Ну, это уже слишком!
Тьфу! Тогда это скажу я. Стучите!
Родерик приподнял мне руку.
Я не совсем
Стучите же!
Он стукнул в дверь моими пальцами.
Э Элизабет? позвал я.
За дверью было тихо.
Я повернулся к Гарпасту:
Наверное, она спит. Не будем мешать.
Еще раз, сказал неумолимый Родерик.
Еще раз, сказал неумолимый Родерик.
Пришлось постучать снова.
Извините, Элизабет
Я взялся за ручку.
Стойте!
Гарпаст вскрикнул так неожиданно, что я буквально окаменел. Все во мне сжалось, дыхание перехватило, а сердце провалилось в живот.
Родерик осторожно отлепил мои пальцы.
Смотрите.
Он повернул ладонь. Пальцы оказались испачканы чем-то красным.
Что это? тихо спросил я.
Кровь. Мой друг присел у двери и, не касаясь, осмотрел дверную ручку. След нечеткий, смазанный. Вы еще поработали
Он достал платок.
Знаете, Джонатан, сказал он, повернувшись ко мне, я всегда хотел расследовать убийство в идущем поезде. С него невозможно сойти, а, значит, круг подозреваемых ограничен лишь пассажирами. Кто-то убил, но кто? Представляете? И я методом опросов и анализа нахожу расхождения в показаниях