А остановки? А если убийца выпрыгнет в окно?
Гарпаст вздохнул.
Зануда вы, Джонатан.
Платком он обернул чистый край ручки. Мягко щелкнул язычок замка. Господи, подумалось мне, а если там труп? Если там бедная девушка с ножом в сердце? Или же убийца?
Может, позвать проводника? побледнев, прошептал я.
Не торопитесь.
Дверь отворилась без скрипа.
Первое, что бросилось мне в глаза, пятна на светлом коврике на полу и смятая салфетка на столике.
Ага, сказал Гарпаст, распахивая дверь во всю ширину.
В купе было пусто.
Я выдохнул. На левом диване стояла шляпная коробка, дорожная накидка висела на крючке у стены, на правом диване обложкой вверх лежал роман Бронте. Красная атласная лента пересекала его наискосок.
В голове моей (о чем я только думал!) проскочило, что «Красная лента» изумительное название для рассказа.
Красная лента, сказал я вслух.
Вы думаете, это важно? Гарпаст склонился над книгой, поморщился, затем подсел к столику. В руке у него появилось увеличительное стекло. Крови немного. Ее подтирали. О чем это говорит, Джонатан?
Не имею понятия.
Плохо, Джонатан. Плохо.
Лицо моего друга приобрело сосредоточенное выражение. Он заглянул в багажные ниши, подергал ручку окна, снял и повертел накидку, лег на пол и обследовал коврик. Я стоял между диванами, и мне приходилось споро убираться с его пути, изгибаясь и цепляясь за верхние полки.
Наконец Гарпаст успокоился.
Итак, произнес он и посмотрел на меня, я представляю себе дело так. Некий злоумышленник проник в купе, угрожая ножом, нанес девушке порез и
Что и?
Скорее всего, они были знакомы. Следов его нет, значит, обувь у него была чистая, криков мы не слышали, может быть, это что-то на почве ревности. Выяснение отношений. Родерик почесал висок. Парень горячий, легко возбудимый, но, пожалуй, и легко остывающий, иначе бы не дал промокнуть кровь.
Но куда они делись?
Не знаю. Убийства не было, Джонатан. А жаль. Было бы любопытно. Первый подозреваемый, кстати, кондуктор.
Я замотал головой.
Родерик, девушки нет в ее купе. Я ее знакомых не видел. А что если ее хладный труп убийца сейчас сбрасывает под насыпь?
Мое яркое, живое воображение нарисовало мне скатывающееся в канаву тело в голубом жакете и светло-синей юбке. Прекрасное, так мало пожившее тело.
Это было настолько щемяще-печально, что я впал в отчаяние.
Родерик! Она труп, труп!
Что-о?
Я повернул голову и встретился глазами со стоящей в проеме моей недавней знакомой.
Лицо у нее было мокрое, раскрасневшееся, к распухшему носу она прижимала платок, капелька крови темнела на блузке.
Обрадовавшись, я протянул к ней руки.
А мы думали, что вы труп, Элизабет! А вы ожили. То есть, вы вовсе и не оживали, вы были живой. Вы и сейчас живая! Это такое счастье!
Мой друг Родерик попытался залепить мне рот ладонью, но я был выше, вертлявей, и ему не хватило длины рук.
И хорошо, что у вас нос! Воскликнул я. Гарпаст почему-то обхватил меня сзади, мешая приблизиться к девушке. То есть, нос есть у всех, и у вас тоже. Но хорошо, что у вас кровь из носа! В смысле, что мы думали, будто вас ножом
Я несколько раз, показывая, сжатой в кулаке рукой распорол воздух.
И если до этого Элизабет только непонимающе хлопала глазами, видимо, едва соображая, что надо двум забравшимся в ее купе джентльменам, то теперь зажмурилась.
А потом и завизжала. Противным, надо сказать, голосом.
А потом и завизжала. Противным, надо сказать, голосом.
Разумеется, мы были вынуждены сойти с поезда. Чтобы не усугублять. И хотя мы все объяснили: сначала усатому кондуктору и всем собравшимся, потом оказавшемся тут же доблестному констеблю, а затем и самой Элизабет Максон, оставаться и далее в вагоне было уже никак невозможно.
В маленьком сонном Биконсфилде мы выгрузились: два баула, жирандоль и разбитая вера в человеческое понимание.
Паровоз издал гудок, бледный женский профиль мелькнул в проплывающем окне, клубы пара растаяли, как и надежды добраться до Шорсфилд-тауна железной дорогой.
Что ж, Джонатан, сказал Гарпаст, оглядывая зданьице станции, надо признать, мы напугали бедную девушку.
Мы вообще зря вошли в ее купе, сказал я.
Но вошли-то мы из-за вас! Родерик ступил на дощатый помост. Это вашим желаниям мы потакали.
Сомневаюсь, неслышно буркнул я.
Любезный, Гарпаст поймал за локоть старичка, вышедшего к путям из дверей станции, где здесь можно нанять кэб?
Что? Благообразный старичок подставил ладонь к уху.
Он был в серых панталонах и сорочке, поверх которой на худые плечи был накинут клетчатый платок.
Кэб, сказал Гарпаст. Лучше закрытый. Но можно и двуколку.
Сегодня дождь, пожаловался старичок, уставив на моего друга слезящиеся глаза. В дождь меня не зовут. И когда ясно, не зовут. А вот в туман
Он замер, вытянув шею и высматривая что-то в хмурых холмах вдали.
А кэб? безнадежно спросил Родерик.
Не зовут
Пока мой друг искал кого-нибудь повменяемей, я перетащил наши вещи ближе к стене станции. Рядом тут же нарисовался чумазый мальчишка с хитрыми глазами. Настоящий диккенсовский оборванец. В обтреханном коричневом пиджачке на голое тело и перешитых штанах. В накрученном на горло полосатом шарфе и мятом цилиндре на заросшей голове.