Нет!
К чему же отпираться?
Толстощекий прижал руки к груди.
Я действительно волновался, сказал он усмехающемуся детективу. Ко мне с братом только что пришел заказ для одного нашего клиента
Ай-яй-яй, не удержался Гарпаст.
Да, там случилось Мы специально оставляем дверь открытой. Наша дверь с секретом, там есть пружинка, она срабатывает, как запор, и войти можно, а выйти уже нельзя. То есть, без моей или Стюарта помощи нельзя.
Да, там случилось Мы специально оставляем дверь открытой. Наша дверь с секретом, там есть пружинка, она срабатывает, как запор, и войти можно, а выйти уже нельзя. То есть, без моей или Стюарта помощи нельзя.
Стюарт это брат? уточнил мой друг.
Да, осторожно, насколько позволял «бульдог», подтвердил толстощекий.
А ведь я проверю, сказал, подумав, Родерик. Пойду и проверю, действительно ли в дверь нельзя выйти. Джонатан, посторожите?
Конечно, отозвался я.
Если что, стреляйте по ногам, сказал Гарпаст, убирая револьвер за пояс. Или сразу в лоб.
Увы, человеколюбием он не страдал.
В этом он весь, мой друг. Жесток, где необходимо, но в основном сентиментален и терпим. И не сказать, будто жестокость его прихоть. Таков мир.
В отсутствие Родерика как бы Артур Томас, косясь на мой карман, предпочел стоять смирно. Только уголки губ скривил.
Я не вынимал руки, сохраняя невозмутимый и строгий вид. Мы молчали, изредка переступая с ноги на ногу, за нас разговаривали по плитке подошвы туфель.
М-да
Вернувшийся Гарпаст был озадачен.
Что? спросил я.
Действительно, закрыта.
Конечно! обрадовался толстощекий. А волновался я потому, что товар пришел несколько не тот, что заказывали Мы как раз разбирали У нас часто и экспозиция меняется, потому я и про подсвечники не сразу сообразил Раньше на подоконниках были табакерки
То есть, вот так? Гарпаст покачался на носках. А брата своего можете позвать?
Могу. Стюарт!
Явившийся на крик Стюарт тоже был толстощек, но имел еще усики и бородавку на лбу.
М-да, похож, оценил Родерик.
Что случилось? поинтересовался Стюарт. В руках он держал статуэтку с варварски отбитыми конечностями.
Мой друг ответил первым.
Мы выбираем жирандоль, сказал он, и Артур Томас, словно загипнотизированный его взглядом, медленно кивнул.
Да, наверное
Я был восхищен Гарпастом.
Через десять минут мы покинули «Антикварные товары» с упакованным в бумагу и перевязанным бечевой гигантским жирандолем.
Обошелся он Родерику в фунт и четыре пенса, при этом фунт, кстати, он взял у меня. Обхвативший подсвечник мой друг казался борцом с неведомой силой.
Джонатан! пропыхтел он, едва мы свернули обратно с Глостер на Мерилибон. Поймайте, черт возьми, кэб!
Я вытянул руку с саквояжем.
Гарпаст остановился рядом, перехватил жирандоль.
И выньте уже руку из кармана, сварливо заметил он. Ваш пистолет, если помните, неделю назад вы сами же отдали мне в чистку.
Я не отдавал, сказал я.
Ай, бросьте! Родерик переложил жирандоль с плеча на плечо. Он, разобранный, лежит у меня на столике
Прекрасно. Но я
Вам надо что-то делать с памятью, Джонатан.
Подкатил кэб. Подножка была мокрая от грязи, а пегая лошадка покосилась на нас как на врагов.
Джентльмены свесился с высокого сиденья кэбмен, немолодой мужчина с баками и косматыми бровями.
Угол Мерилибон и Чилтерн, сказал Гарпаст, тяжело забираясь в коляску.
Я последовал его примеру.
Жирандоль, позвякивая, угнездился между нами, одна из чашечек прорвала бумагу и уставилась на меня металлическим жалом, на которое насаживают свечи.
Лошадка зацокала копытами.
Поехали, джентльмены, сказал кэбмен.
Спина его покачивалась, покачивался и хлыст в руке.
Мрачные дома Мерилибон-роуд одно за другим потянулись назад, обрезаемые боковой кромкой кэба.
Увы, весна в наших краях не служит синонимом обновления и чистоты.
Наоборот, все самое мерзкое и грязное, кажется, скапливается в городе к этому времени. Дома темнеют, сжимаются, пятна сырости пачкают фасады, из окон сквозит безумие, угольная пыль висит пологом, а чуть уловимый запах разложения преследует тебя по пятам.
Костлявые деревья добавляют пронзительного шарма.
Вы должны были одернуть меня, Джонатан, укоризненно произнес Гарпаст. Вы же видите, от вынужденного безделья я становлюсь совершенно невменяем. Мне всюду мерещатся преступники. Мальчики кровавые Даже наш кэбмен мне подозрителен.
А что не так с кэбменом? спросил я.
С кэбменом? Родерик посмотрел на меня. Что-то не так со мной, вот в чем дело. А вы словно бы в стороне. Отдалились, умыли руки, отринули узы дружбы, как фунт пожертвовали, так совесть и чиста.
Мне вовсе не жалко фунта, сказал я.
А меня?
Я вздохнул.
Родерик, вы были и есть мой друг.
Гарпаст с чувством подал мне ладонь:
Какие проникновенные, какие искренние слова! он потряс мою руку и привстал, едва кэб остановился. Мы, кажется, приехали. Расплатитесь?
Хорошо, скрепя сердце, сказал я.
Родерик сошел с коляски, я помог ему с жирандолем и полез в портмоне.
Поездка стоила мне полтора шиллинга. Кэбмен отсалютовал. Я взглядом проводил кэб, неспешно поворачивающий к Риджентс-парку.