Вот это я влип! Атей говорил вслух в полной уверенности, что его никто не слышит.
Да и откуда взяться людям в этой глуши, где даже звериных троп не было? Однако не зря юноша вырос в лесу. Приглядевшись внимательнее, он без труда нашел и знакомые с детства травы с сочными корешками, и пряные листочки медуницы, а под прошлогодней листвой лещины десяток вполне съедобных орехов. Несколько яиц из гнезда сороки дополнили лесные дары.
Шагая в поисках пищи от дерева к дереву, от куста к кусту, Атей забрел далеко от реки. Конечно, он не боялся заблудиться. Примечал, с какой стороны светит солнце, с какой на деревьях растут лишайники. И все же то, что он оказался в такой глуши, стало для юноши неприятной неожиданностью. К тому же, привлекательная изумрудная травка на большой поляне скрывала под собой болотную топь.
Ну, дальше мне идти совсем не обязательно, вслух сказал самому себе Атей. Живот угомонился, получил свое, пора мне и к реке возвращаться. Сяду в лодку и вперед!
Юноша повернулся спиной к солнцу и, приглядываясь к лишайникам на стволах деревьев, двинулся в обратный, по его разумению, путь. Однако, прошагав несколько минут по лесу, он уткнулся опять в ядовито-зеленую траву болота.
Тьфу, пропасть! Неужели заблудился, кружу на одном месте?
Юноша упрямо зашагал прочь от болота, но, куда бы он ни поворачивал, трясина вновь и вновь оказывалась у его ног. Мало того, солнечный день как-то потускнел, посерел, налился невесть откуда взявшимся туманом.
Плохи мои дела! Атей прислонился к дереву и задумался.
О том, чтобы искать дорогу в тумане, и речи быть не могло: того и гляди угодишь в болото. Оставалось одно переждать, пересидеть непогоду там, где она его застала.
Юноша уселся под дерево и принялся ждать. Туман то сгущался, местами клубясь и багровея, то распадался на отдельные космы, между которыми проступали неясные силуэты деревьев и кустарников. Безотчетный страх окутывал Атея вместе с седыми туманными прядями. Страх, леденящий сердце, поднимающий дыбом волосы.
Что за ерунда такая! злился Атей, не понимая причины своего состояния. Я же не пострел бесштанный, чтобы бояться какого-то тумана! Отец мой на медведя хаживал, тот пострашнее любой непогоды. Я же не хуже, не зря в лесу вырос. Если и подкрадется какой зверь, неужто не сумею отбиться?
Однако вокруг было тихо: ни шороха листьев, ни треска сухого валежника. Даже птахи не подавали голоса.
Может, у меня уши заложило? Атей потряс головой, но это ничего не изменило.
Мертвая тишина. Белый туман. Безотчетный страх.
Когда юноша готов уже был закричать во весь голос, чтобы только нарушить безмолвие, туман внезапно исчез, как будто его и не было. Вместе с туманом исчез и страх. Атей облегченно вздохнул, поднялся на ноги и снова сел у подножия дерева.
Лес вокруг изменился до неузнаваемости. Вместо зеленого ситца недавно распустившейся листвы он ощетинился темными иголками елей, вздыбился непролазным валежником, опутался паутиной и седыми бородами мха. Абсолютная тишина давила на уши. Атею показалось, что из реальности он провалился в кошмарный сон, из которого нет возврата.
Чтобы рассеять наваждение, юноша набрал полные легкие воздуха и закричал:
Эге-ге-гей!
Густая липкая тишина не колыхнулась, не отозвалась голосами. Даже эхо молчало.
Эге-ге-гей! снова и снова кричал Атей.
И снова в ответ ни звука. Довольно скоро юноша охрип и замолчал.
И чего это я ору? удивился он. Сижу здесь на кочке, как лягушка какая-нибудь, шагу в сторону не ступлю. Вот дурак!
Атей упруго поднялся и шагнул вперед. Почва под ногами не подалась, как обычно бывает на болоте.
Ага, да тут и тропинка имеется! обрадовался юноша, приглядевшись внимательнее. Раз есть тропинка, значит, и живые существа недалече: люди ли, звери. Если звери то, скорее всего, они протоптали тропу к водопою. Есть вода есть и путь, который я потерял. Если же тропинка протоптана людьми и того лучше: узнаю, где я и как выйти к реке. Может, и провизией разживусь.
Тропа оказалась на удивление короткой. Она упиралась в топь, посреди которой, окруженное со всех сторон черной водой, высилось странное сооружение на двух сваях. Мостик из тонких жердей был перекинут через трясину.
Прямо избушка на курьих ножках, вспомнил Атей сказки, что рассказывала ему бабушка долгими зимними вечерами. Эй, избушка-избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом! Что, лапы отсидела, или яичко снесла не ворохнешься, не колыхнешься?
Тропа оказалась на удивление короткой. Она упиралась в топь, посреди которой, окруженное со всех сторон черной водой, высилось странное сооружение на двух сваях. Мостик из тонких жердей был перекинут через трясину.
Прямо избушка на курьих ножках, вспомнил Атей сказки, что рассказывала ему бабушка долгими зимними вечерами. Эй, избушка-избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом! Что, лапы отсидела, или яичко снесла не ворохнешься, не колыхнешься?
Атей засмеялся и перемахнул по мостику через трясину.
Сооружение и впрямь напоминало избушку, до того поросшую мхами и лишайниками, что теперь трудно было определить, из чего она сделана и когда.