Ей ни в коем случае нельзя умирать, твердо говорит Лу. Она уже сидит в седле и дергает поводья.
Мы летим.
Я пытаюсь чувствовать Лу. Она словно камень, монолитна, спокойна и безумно одинока. Мне хочется разбить это одиночество, оно почему-то причиняет мне боль
Не сейчас об этом. Не сейчас.
Бо-а-ни отдает Звезду Лу. Кони исчезли, мы на вершине горы, над пропастью, где совершают неторопливую прогулку облака. Солнце зацепилось за острый пик и не спешит уползать за горизонт. Мы сидим на краю, свесив ноги, рыжий локон Бо-а-ни щекочет мне ухо, и Лу говорит:
Я долго ждала.
Мы настораживаемся. Я скорее рефлекторно, Бо-а-ни же с непонятной дрожью.
Мы тоже долго ждали, Лу, говорю я и ожидаю, что будет дальше. Но Лу молчит. Зато шепчет Бо-а-ни:
Всегда будем ждать, Лу. Всегда.
Играет.
Как и я.
Я хочу умереть, говорит женщина бесцветным голосом. И я понимаю: да, хочет.
Не надо, устало советую я, в этом нет ничего интересного.
Лу смотрит на меня спокойными глазами; в них колышется темное пламя.
Откуда ты знаешь, Че?
Не так. Всё не так. Она не должна задавать подобных вопросов. Но кто знает, на что еще способен ее сон-Одиночество?
Я молчу если бы даже я захотел, то не смог бы ответить.
Почему, Лу? спрашивает Бо-а-ни. Женщина качает головой.
В смерти я не буду одинока.
Мы говорит Бо-а-ни и останавливается. Тот же внутренний запрет.
Солнце отрывается от пика и падает за горизонт. Мягкой волной накатывает теплая тьма. Звезда в руках у Лу разгорается, искрит и просится на небо.
Лу раскрывает ладони и отпускает Звезду. Та по косой уходит вверх и теряется в темноте, вспыхнув на прощание холодной искрой.
Звенит будильник.
С треском, слышным лишь мне и Бо-а-ни, рвутся плащи. Рушатся, беззвучно грохоча, горы, и небо со стоном падает на землю. Лу протягивает руки, и мы на мгновение касаемся ее а потом поспешно ускользаем из схлопывающегося сна, чтобы оказаться не в оставшемся от него равнодушном пепле, а
Мы сотворили звездную ночь, и дом, и крыльцо у дома, и себя на крыльце.
Пока нас помнят, Че, тихо поет Бо-а-ни. Ее голос струится, плывет хрустальными переливами.
Она будет помнить нас, говорю я, рисуя прутиком узоры на песке. Меня тревожит другое; Бо-а-ни же нарочито-беспечна, как всегда здесь. Она боится расплескать свое Я. Хочет и много мыслей спустя оставаться собой. Радоваться снам, творить свой изменчивый мир, с удовольствием доедать последнюю ложку мороженого в кафе, которого не существует. Мы очень разные с ней. Мы можем быть одинаковыми, но я не хочу. Единственное, что нас связывает, это безумная надежда. Для меня она еле теплится; для Бо-а-ни горит ярким пламенем. Пока что.
Я шел по тому же пути, что и она. Наверное, я просто боюсь вспоминать.
Это мой второй сон-Одиночество, говорит Бо-а-ни. Она сидит, обхватив руками колени, и составляет созвездия. Первый не был таким странным. Это обычно для хозяев сна задавать вопросы?
Нет, отвечаю я. Мой опыт хождения по снам-Одиночествам тоже небогат, но я чувствую: что-то не так со сном Лу. Или с нами? Они просто включаются в игру, вот и все. Мы творим миры и события и дарим их хозяину сна, а он ходит с нами и ты знаешь.
Да, кивает Бо-а-ни. На небо наползают тучи, пожирая созданные ею созвездия. Тучи пригнал я слишком пасмурно мне сейчас.
Пауза длиною в мысль.
Послушай, начинает Бо-а-ни, а если поговорить с ней? Рассказать ей о нас?
Ты не сможешь, отвечаю я равнодушно, но становится больно-тревожно. Мы даже друг о друге не можем рассказать себе.
Нам незачем мы знаем, спокойно говорит Бо-а-ни. Давай попытаемся, Че.
Зачем? резко спрашиваю я. Мне не нравится эта идея. Мне страшно. Впервые за долгое время.
А вдруг Бо-а-ни кусает губу.
Я поднимаюсь. Я делаю шаг к Бо-а-ни, и она встает тоже. Я обнимаю ее, сливаются мысли, сливаются чувства Она думает то же, что и я. Я знаю то же, что и она. Бо-а-ни надеется, отчаянно, до безмолвного крика. Я бью по этой хрупкой надежде молотком.
Нет, Бо-а-ни, нет. Пойми, не существует пути назад
А вперед существует? кричит она, вырываясь из моих рук. Я держу ее крепко. Мы не движемся вперед, Че. Мы застыли в точке, где нет ничего, может быть, даже нас. А мне очень хочется быть, Человек. И получается, что позади ничего нет, и впереди тоже нет, и я не хочу, не хочу, чтобы это называлось жизнью и движением вперед
Это и не называется жизнью.
Она печально смотрит на меня.
Все думают, что это жизнь, Че. Не говорят, но думают. Но у жизни всегда есть какой-то смысл. А в чем смысл нашей? Ходить по снам? Творить города и ванильное мороженое? Играть в самих себя?
Я молчу. Я не знаю ответа.
Мы плачем, Че, хотя не умеем плакать. А я хочу уметь.
По ее щекам ползут слезы. Ненастоящие, созданные слезы. Я вытираю их ладонью.
И понимаю, что я теперешний растворяюсь в словах Бо-а-ни. В ее слезах.
Ты называешься Человеком. Но быть и называться не одно и то же.
Я устал быть мыслью.
Я тоже хочу уметь плакать.
Прости, Че. Я не хотела кричать на тебя.
Не дождавшись ответа, она спрашивает с натянутой улыбкой:
Я глупая, правда?.. Скажи мне, что я глупая и ничего не понимаю.