Как можно сойти с ума, если ум это все, что от тебя осталось?
Им не удалось, это полувопрос, полуутверждение. Бо-а-ни знает ответ. Его знают все. Поэтому я снова не отвечаю. Когда у тебя сколько угодно времени на слова, быстро приучаешься молчать. Но если попытаться
Ты можешь пытаться целую вечность, я смотрю мимо девушки, туда, где плавно переливаются очертания домов. Кто-то запустил в небо стаю белых голубей, и они кружатся, кружатся над крышами, над шпилями и башнями, над улицами, залитыми солнцем. На мгновение мне хочется стать этой стаей. Я могу это сделать. Могу быть ветром и солнечным утром, капелькой растаявшего мороженого на губах Бо-а-ни, воздухом, которого нет. Но это лишь кратковременное бегство.
А долгое это сны.
Идем, говорю я Бо-а-ни, поднимаюсь, киваю появившемуся в дверях Дядюшке, тот благодушно кивает в ответ. Веди меня в свой сон.
Он не мой, ты же знаешь, тихо говорит Бо-а-ни. Она бредет за мной и смотрит в землю. Любопытно, какой она видит эту мостовую? И мостовая ли у нее под ногами?
Кто его смотрит?
Мне кажется, женщина. Печаль Бо-а-ни тает, девушка берет меня за руку. Да, женщина. Я случайно набрела на сон: он так глубок, так тих знаешь, как будто кто-то поет в темной комнате, и темнота гасит звук.
Я киваю знаю.
Ей плохо, говорит Бо-а-ни.
Одиночество всегда плохо.
Девушка качает головой.
Нет
Ты легко заходила в сон?
Бо-а-ни загадочно улыбается.
В него можно зайти как домой. Нет закрытых дверей.
Девочке действительно повезло.
Тогда веди.
Закрой глаза, говорит Бо-а-ни.
В этом нет необходимости, но я подчиняюсь.
Ни взрыва цветных пятен, ни неприятных (или приятных) ощущений ничего.
Мы стоим на холмистой равнине. Справа от нас темная масса леса, слева травы, травы, травы Над равниной бегут-переливаются грязно-серые облака. Пасмурно и холодно, дует колючий ветер. Бо-а-ни ёжится.
Я смотрю на нее и почти не узнаю, хотя должен бы привыкнуть, это не первый наш совместный сон. Лицо практически не изменилось, только волосы теперь тугими кольцами ложатся на плечи, и исчезает легкость. Я не вижу себя со стороны, но знаю, что изменился тоже. Здесь мы уже не жертвы собственных желаний, здесь действуют законы чужого сна. Но теперь он отчасти и наш.
Мы стоим на холме, и ветер рвет наши темные плащи, и волосы Бо-а-ни спокойно при этом лежат на плечах, как будто ветер властен над нашей одеждой но не над нами. Я, запрокинув голову, смотрю вверх, на холодное кипение облаков. Мне не нравится это зрелище.
Бо-а-ни, ты любишь солнце? спрашиваю я и, не дожидаясь ответа, начинаю спускаться с холма.
С каждым моим шагом небо теплеет, набухает светом, и наконец яркие лучи пробивают облачный покров, широкими лезвиями рвут его в клочья, и последние лоскуты туч тают за гранями сна. Я уже не иду я бегу, лечу навстречу распахнувшемуся простору, и сзади слышен свист плаща Бо-а-ни.
Это сон-Одиночество, и мы по молчаливому соглашению играем в полную силу.
Хозяйки сна поблизости нет. Видимо, она пока предпочитает оставаться в стороне; это ее право. Но если мы хотим запомниться, нужно заставить ее принять участие в игре. Я оборачиваюсь к Бо-а-ни, к ее глазам, к волосам, которые наконец-то растрепал ветер, и улыбаюсь. Это сильный сон, и сейчас мы почти настоящие. Почти живые.
Чего ты хочешь, безмолвно спрашиваю я у Бо-а-ни.
Ветра, говорит Бо-а-ни, ветра. И твоей руки в моей. И головокружительной скачки по этой равнине. И сказки. Хочу волшебства.
Давай сотворим это, говорит моя улыбка.
Давай, соглашается улыбка Бо-а-ни.
Мы соединяем руки, позволяя мыслям втекать друг в друга, и на нас с веселым грохотом обрушивается созданная нами маленькая жизнь.
Мы гоним коней.
Мы должны найти ее до заката! кричу я Бо-а-ни. Иначе не успеем спасти Звезду!
Может быть, нам просто позвать? кричит в ответ Бо-а-ни и щурится, глядя на заходящее солнце. Хотя бы здесь, у камня.
Камень стоит посреди дороги, гладкий, будто обточенный морем, и на нем выбита непонятная надпись. Вокруг лес. Мы останавливаем лошадей. Сон течет, меняется, и вот уже камня нет, а есть шезлонг, и в шезлонге сидит она.
Ей на вид лет сорок, и лицо ее бесконечно усталое, даже во сне. В темных глазах агатовые искры, руки нервно стиснули ручки шезлонга. На ней потрепанные джинсы, белая майка с Микки Маусом, кроссовки. Женщина хмурится. Я чувствую, что она боится нас. Еще бы незнакомые люди в сне-Одиночестве.
Кто вы? звучит тихий вопрос.
Мы с Бо-а-ни переглядываемся. Человек, способный задавать осмысленные вопросы во сне, способный адекватно оценить ситуацию редкость. Обычно волны сна несут людей, как щепку в океане. И редкая щепка начинает интересоваться почему.
Мы дети ветра, смеется Бо-а-ни. Идем, Лу. Мы долго искали тебя. Нам надо спасти Звезду.
Лу? Да, я понимаю, Лу.
Не имя. Всего лишь сочетание чувств. Как я, Человек. Как Бо-а-ни.
Нет времени думать. Я изменяю сон; шезлонг исчезает, и начинает струиться по ветру плащ Лу, и серый конь роет копытом землю.
Бо-а-ни протягивает руку: на ладони, затянутой в черную кожу, мерцает Звезда.
Видишь, Лу? Она упала вчера с небосвода. Нужно вернуть ее, пока она не умерла.