Когда Курт проснулся, к тошноте и головокружению добавилась невероятная слабость. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Высокий белый потолок спальной комнаты почему-то превратился в кирпичный свод с осыпавшейся штукатуркой, а между этими кирпичами и лежащим на неудобной промятой кровати молодым Куртом угрожающе маячил рогатый штатив с капельницей.
Андрей Иванович! Мальчик очнулся! раздался над правым ухом юного Малера громкий женский крик.
Юноша поморщился и с большим трудом повернул голову вправо. Там сидела бледная усталая женщина в белом халате, по возрасту вполне годившаяся Курту в матери. Через пару секунд рядом с ней появился серьёзный мужчина в форме майора советской контрразведки. Курт, хотя никогда и не видел русских офицеров, но безошибочно разбирался в их форме и знаках отличия.
Как ты себя чувствуешь? спросила женщина-врач.
Как тебя зовут? следом за ней спросил майор.
Es ist mir ratselhaft (я не понимаю), не задумываясь, соврал Курт, к четырнадцати годам уже прекрасно знавший русский язык.
Переводчика! зычно скомандовал майор, заставив юношу поморщиться ещё раз.
Через минуту рядом с майором появился молодой человек в военной форме, но почему-то без знаков различия. К этому времени Курт уже окончательно выбрал «отказную» линию поведения. На все, даже самые простые вопросы, он отвечал исключительно: «Ich weib nicht, я не знаю я не помню При этом юноша постоянно прикрывал глаза и говорил все тише и тише. Наконец, военврач прервала этот бессмысленный допрос:
Всё! Мальчику надо отдохнуть! Он перенёс тяжелейшую интоксикацию, и ему требуется полный покой, чтобы хоть немного восстановиться!
А у меня нет времени ждать пока он восстановится! раздражённо возразил майор. Завтра прилетит следователь из Москвы, и это дело у меня заберут. Кто-то получит ордена и повышение, а я как всегда останусь с носом!
«Вы все останетесь с носом!» злорадно подумал Курт, снова проваливаясь в тёмное и страшное забытьё.
Всё лето, сначала в Вайсдорфе, а потом и в Москве, юный Малер весьма успешно изображал из себя отравленного ядом дурачка. Он симулировал амнезию до тех пор, пока не убедился, что русские офицеры не желают ему зла и не собираются отправлять его ни в угольные шахты, ни на таёжный лесоповал. Из разговоров контрразведчиков, не подозревавших, что Курт всё понимает, юноша узнал, что все ученики разведшколы погибли в результате смертельных инъекций, а он сам выжил только потому, что был гораздо старше остальных и его вовремя обнаружили советские солдаты. Ещё он узнал, что его приёмный отец Отто Шмутц и весь офицерский состав воспитателей-преподавателей сумел оторваться от погони и уйти сначала в Австрию, а потом в Швейцарию. А вся обслуга детской разведшколы: нянечки, повара, кастелянши и подсобные рабочие были расстреляны в лесу на окраине Вайсдорфа. Эти преступления перевернули в душе юного Курта Малера все прежние представления о добре и зле, и он, наконец, заговорил. Заговорил на чистом русском языке, развернуто отвечая на все те вопросы, которые ему несколько месяцев задавали контрразведчики. Всю осень и зиму Курт провёл в различных высоких кабинетах, рассказывая об устройстве и организации детской разведшколы в Вайсдорфе. Документы, найденные в министерствах здравоохранения и национальной безопасности, подтверждали слова юноши о том, что курсантами разведшколы становились исключительно маленькие левши. И уже весной следующего года вышел закрытый ведомственный циркуляр о создании специальной школы-интерната для особо одарённых детей-сирот. Как и все школы эта тоже получила свой номер. Его выбрали по дате основания сорок шестой год. Местом для школы выбрали заброшенную дворянскую усадьбу в ближайшем Подмосковье. В шестидесятые годы при расширении города она оказалась в пределах МКАД и вошла в один из окраинных районов Москвы. А тогда в сорок шестом по настоятельной просьбе юного Курта Малера в новую спецшколу перевели спасших его сотрудников капитана медицинской службы Ивлеву и майора госбезопасности Воронцова.
Обучать будущих разведчиков было решено ускоренным методом отбросив утомительный этап дошкольной подготовки. Пятнадцатилетний Курт Малер был назначен вожатым-воспитателем, а первый набор учеников состоял из двух десятков семилетних левшей, отобранных в московских детдомах по единственному критерию леворукости. Большинство таких случайно выбранных детей серьёзно отставало в развитии, многие имели негативный опыт бродяжничества, и на будущих суперагентов эта гоп-компания явно не тянула. Привыкший к немецкому порядку и дисциплине Курт просто терял дар речи от неожиданных выходок своих подопечных. Ни кнут, ни пряник на них не действовали, и к Новому году все несостоявшиеся юные разведчики вернулись в свои детдома. Ускоренный метод обучения был признан неудачным, и руководство решило перенять немецкий опыт полностью: то есть воспитывать учеников с младшего дошкольного возраста, а лучше прямо с пелёнок. Таких детей было легко контролировать и вовремя отсеивать отстающих и бесперспективных. В сорок седьмом году в школу отобрали по всей России сорок леворуких сирот не старше трёх лет, и подмосковная усадьба превратилась в детский сад, а временно оказавшийся не у дел Курт Малер отправился на обучение в Академию МГБ. Через четыре года, когда первые ученики пошли в первый класс, он вернулся в спецшколу на должность старшего воспитателя-преподавателя.