Мария Жиглова - Фрэнсис Весь стр 7.

Никто не знает, да,
Что ты уснешь тогда,
И я останусь в нем
Цветущий водоем.

Никто не знает, что
Опять сюда пойдет,
Останется в пальто
И снова ждет-пождет.

Как страшно быть вдвоем.
Опять и вновь: «Нигде».
Спокойный водоем
И капли на воде.

Как трудно, только я
Не знаю, где ты есть.
Не видно ничего
И мне не счесть, не счесть

Хороших лет, когда
Не знаю, как прожить.
Спокойная вода,
И только жить и жить.

Как трудно быть одной,
Когда живешь одной
Несчастной мечтой,
Ушедшею женой.

Никто не знает, где,
И чернота из глаз,
Никто не знает, где,
И вот, в который раз

Как совестно вдвоем.
Так ангелы поют.
Усталый водоем,
Живот, любовь и труд.

Я к свету никак не дойду.
Я к свету опять побежал.
А черт кипятится в аду,
Серебряный месяц держал.

А бес веселится и лжет
«Пожалуйста, кончите бегство».
Пожалуйста, и без наследства
Уходит больной человек.

Вот павлин, а вот кувшин,
Юноша прекрасный.
Сколько нынче гнется спин
На тебя, мой ясный.

Ты сидишь в своем саду
И не видишь горя.
Скоро выйдешь.  Как пойду
Я в монахи вскоре?

Видишь, желтый тот монах
Девушку хоронит.
Видишь толстая мошна,
А бедняк твой стонет.

Гаутама, погоди,
Ты сидишь на троне.
В мир сегодня выходи
Девушку хоронят.

Станешь Будда и монах,
В размышлений нимбе.
Нету страха. Есть ли страх?
Ты уже не с ними.

С нами ты, как и Христос,
С вечною моралью.
Статуэтки купорос
Светом бьет как сталью.

С корочкой мандариновой,
С корочкою лимонной
Пили мы чай с малиной.
К нам бежал верблюжонок.

Протягивал к маме ручки,
Стучал ножками и копытцами,
Мамой своей наученный
И печаль на ресницах.

Грустно с ним, да и только.
И, как повозка, строчки.
Сколько осталось, сколько?
 Я верблюжонок Точкин.

Точкин моя фамилия.
Я прихожу к вам летом
И приношу вам лилии,
Ровно две штуки поэтам.

И Лютер грозно хмурит бровь
И пишет в Рим, а инквизитор:
«Пожалуй, Мартин, не любовь».
Наверно, был он папский ритор,
Что папской буллой написал
Анафему в рожденье церкви.
Как лоб высок!.. Но тут летал
Тот бес, что жив всегда не меркни,
Огонь костра (ведь Меланхтон
Католиков сжигал). Поклон,
Ответ, рука и шпага рядом.
И Лютер римлян мерит взглядом
И инквизитора портрет.
И вот из Рима шлют ответ,
И Лютер вновь берет пергамент
И рвет, и топчет под ногами
Женева. Булла не совет,
А искушение пророкам.
И немцам обернется Роком
Тот на картине беглый свет

Пойдем, Идиот, ты посмотришь на окна
Настасьи.
Потом, Идиот, ты посмотришь на окна Аглаи.
На тех, кто остался
Кого-то оставила старость
Последнего лета,
Кого-то измучила леность
Последнего лета, как пену на кружках немецких
Врачей, на губах, на помятых и потных постелях
Оставила леность болезни, оставила леность
И только собаки охрипли, охрипли от лая.
Вперед, Идиот, мы пойдем на места показаний,
Пойдем, Идиот, как они на места отступлений.
И рыжее солнце, играя, в закат уползает,
И рыжие кошки застыли в фарфоровой лени,
Пойдем, Идиот, мы спешим на места наказаний
Потом, Идиот, как они на места преступлений,
И рыжее солнце, сжимаясь, в закат уползает,
Играя, шалит в чемоданах, вокзалах
И окнах вокзальных, уюте и женских коленях,
Где все мы спасались.
Но поздно уехало лето,
Пустынные дачи, как раки, по льду
расползались
И только собаки охрипли, охрипли от лая.
И только собаки остались, остались, остались.

Ты зовёшь его из последних дней,
Из болезни своей зовёшь.
Умирать пора. И кому видней,
Где тут правда теперь, где ложь?

Посиди со мной. Из последних сил
Выбивайся, но оживай,
Пусть в стихах своих. Счастья не проси,
И тогда откроется рай.

Попроси о них. И последний срок
Пусть с последним стихом пробьёт.
Не молчите, Сталин. Ведь, видит Бог,
Разговор и вновь оживет

В разговоре текст. Из последних лет
Я ведь Вас зову, мой поэт.
Вы не смейтесь, друг. Это ведь не грех
Книжка выйдет уже для всех

Через год иль два, через много лет.
Шестьдесят четвертый пошел.
Но, прости, богам умирать не след,
Полубогу жить хорошо.

Мы теперь с тобой в разводе,
Юность бедная моя.
Тот же шарф, и шубка, вроде,
Те же трели соловья

Но, как будто междулетьем,
Седина белит висок.
О, стихом и междометьем
Завязался узелок!

И на памяти зарубка
Жить, как что-то переждать.
Мир, как пьют вино из кубка,
Льет вино стихов опять.

Мальчик в красных сапогах,
Мальчик диатезный,
Мир он держит на руках
В этот век железный.

Поклониться и прийти
К веку золотому
Всё никак. Он на пути,
Он ушёл из дому.

Мальчик птице Божьей рад,
Красной голубице.
Пасха, куличи, Пилат
Неужели снится?

Щурит мальчик в сапогах,
Курит сигареты.
Рядом бабушка в чулках.
Вот они поэты!

Как понурит мальчик мой
Голову лепную,
Так Давид придет домой,
Кошка лето чует.

Где-то крякает авто,
Девочки, веснушки.
Ты скажи, мой милый, кто,
Кто же этот Пушкин?

Сталин умер. Тридцать три.
Год температуры
И болезни не сотри
В памяти И куры

Казахстанские орут
Вместе с петухами.
Кто он, этот мальчик? Брут,
Только со стихами.

И Фауст был, и матерь Маргарита.
Прекрасен миг почти каламбуретта,
Усталый бес слезает с табурета
И смотрит проницательным зрачком
На Фауста. Тот думает комета,
И Маргариту бес сживет со света,
И думая, что вертится (потом)
Земля, мой Галилей науку движет,
И бедная красоточка не дышит,
И нету меха вечного с вином.