На первый взгляд, название поэмы звучит на человеческом языке как «всё о Фрэнсисе». Вот вам, мол, подноготная, вот вам обнажённое нутро жизни. Однако автор изумляет читателя. Прежде всего тем, что обаятельный и вездесущий персонаж, несмотря на множество приписанных ему автором черт, оказывается почти безликим. Фрэнсис Весь Тот Человек, прохожий, фатальный своей безымянностью. Встреча с ним не изгладится в памяти никогда. Он возникает то утомлённым, фланирующим, как Есенин в последние годы жизни. То смело переносит заключение, сохраняя военную выправку, как Николай Гумилёв. А то, сделав рискованный скачок во времени, затеряется среди придушенных застоем молодых и прекрасных гениев. Тогда его лицо напоминает то лицо Владимира Высоцкого, то лицо Александра Башлачёва. Автор сообщает временной промежуток «действия» Фрэнсиса Веся «поэма о десятых сороковых годах». Но добавляет не без лукавства: «в стиле римейк». Строчки в этой поэме поразительно напоминают рок-тексты:
Один алкоголик,
Другой наркоман.
И в этом таится
Какой-то обман.
Столичный проулок
Или сельская весь
Шагает по городу
Фрэнсис Весь.
Фрэнсис Весь недоступен времени. Он, говоря современным языком, есть свой собственный римейк. Он может быть сыгран (а скорее всего, сыграет самого себя) как только ему заблагорассудится, и так, как посчитает нужным. В книге два раза (в начале и ближе к концу) возникает поэма о нём, с незначительными изменениями. Обе наиболее сильные волны в бурном океане книги. А над этой книгой не заснёшь. Она то насылает сладкие и немного терпкие грёзы сонетов, то ласково и грустно звучит народной песней:
Катался барин по Уралу
С своей красивою женой,
А мимо шел этап усталый,
Этап же охранял конвой.
Или в этом фрагменте, похожем на колядку:
Ясли, сени и покос
Молвит Богородица:
«Нынче у Меня Христос,
Сын и Бог Мой, родится».
То гипнотизирует таинственным стихом модерна:
Зимний дворец
Золотой телец.
Его с «Авроры»
Не видно, и взоры
Матильда Кшесинская
Бросает на нить
Судьбы.
Но какую бы поэтическую форму автор ни выбрал, какие бы вихри враждебные ни бушевали вокруг источника его вдохновения, тот остаётся кастальски чистым. Прихотливость и причудливость стихов Марии Жигловой соединены с подлинной любовью к стране, в которой живёт и которую обожает, к возлюбленным, ко всему живому, наконец. В этой книге, как в неком царстве-государстве, близком к раю, поют птицы, бушует синее море, растут прекрасные города. И сквозь всё это великолепие чуть прохладной, как прикосновение вдохновения, тенью путешествует Фрэнсис Весь.
«Люди, я любил вас, будьте бдительны!» Юлиус Фучик. «Я люблю вас, люди, будьте доверчивы». Александр Галич. И жизнь моя, и эпоха моя колеблется между этими двумя цитатами говорится в авторском предисловии. Прекрасное авторское предзавещание!
Александр Гриценко
Алиса Эйнем
Пролог
Вот мой вымысел печальный;
Знаешь, где он труд вокзальный
Пьяниц, нищих, побирох.
Начинается, как вздох,
Мой роман в стихах, и Фрэнсис
Весь вступает в белом френче.
Труд поденный начат, я
(Автор, скажем) и скамья,
На которой памятник
Стоит маленький из книг.
А собачка щелк да щелк,
Пробежал по снегу волк
Бич небесный, свод хрустальный,
Сказка «Машенька и волк».
Воет волчьим воем волк,
На снегу, нажав курки,
Три охотника и волк,
Ну-ка, Маша, помоги.
Это было ни к чему
По мнению по моему,
И жена купила шубку,
Это было почему?
Шел дождь с градом пополам,
Вышла из дому мадам,
Расфуфыренная очень:
Никому себя не дам!
Сказка ложь, ее конец
Будет девушке венец,
И собаки рысь да лай:
«Жениха не выбирай».
А как буду помирать,
Мне дурак поставит «пять»
За стихи про Машку
И Фрэнсиса Ивашку.
Глава 1
Глава 1
В старом Питере вечернем
Свет небесный просиял.
Папа с мамой очень нервно
Приезжают на вокзал.
Мы приехали в Россию,
Где комета и война.
Ряженые попросили
В праздник хлеба и вина.
И мороженые вишни
Гимназист жует с трудом.
Фрэнсис Весь из порта вышел
Посмотреть на царский дом.
Не учиться надо, папа.
Я хочу поэтом быть.
Песни пишет. Лапы шкапа
Толстые Не перебить
Мне тебя, пошутит мама.
Фрэнсис, ты ли говорлив?
Папа скажет: Вот реклама,
Посмотри, чем Питер жив.
Вот стихи от футуристов.
Может, хочешь к ним примкнуть?
Мама скажет: Лето близко
Ты поешь чего-нибудь.
Шкап с картинкой. В Эрмитаже
Царь живет. Идет война.
Старый Весь мне скоро скажет:
«Хочешь яблок и вина?»
Мальчик скачет, и девица,
С животом почти под нос,
Убегает из столицы:
Где больница там гипноз.
Все по Фрейду, видит Бог.
Морфинисту черт помог:
Фрейд гипнозом занимался
И с сестрою тоже смог.
Мама плачет очень горько:
Фрэнсис, Фрэнсис, ты подрос.
От тебя ли этот Колька
Нищий ноги чуть унес?
Ты подрался, повзрослел
Фрэнсис Весь на стульчик сел
И негромко так запел:
В детском садике-саду,
У няней на поводу
У семи няней в подоле
Глазки пялит какаду.
Мальчик, скачущий на воле:
Нет, в детсад я не пойду:
Какаду сидят в неволе
В Лондонском зоосаду.
Фрэнсис Весь куплет пропел.
Как отец наш постарел.
И для седины причина
Кареглазый тот пострел.
Дал мне Бог такого сына!
Я карету приобрел
И вообще, поднаторел
В излечении больных я
Все по Фрейду; он орел!
Папа добрый психиатр,
Фрэнсис Весь идет в театр,
Кончилась мировая!
Началась революция,
Так матросы распевали
Вовсю на улицах!
В платье, в платье сине-черном,
В этом скопище позорном
Выступает мать ФВ.
Гул проходит по Москве.
Мать его идет с корзиной
По Тверской и по Неглинной.
Речка тихая текла.
«Ангелы все три крыла
Темно-синие раскрыли».
Элли, Элли, это ты ли?
Нет, идет Элеонор
И приковывает взор
И колье, и та корзина.
Русь-то падает в трясину,
Звуки «Яблочка» вокруг,
Вот он, черный света круг
Вот народ ее зовет,
Песик палочку несет.
Нету рядом мужа вроде
Так матросы колобродят:
«Хочешь шутку-прибаутку?
Ты нам, Элли, покажи,
Как летала эта утка
За утеночком во ржи!»