Усталость от насыщенного событиями дня взяла своё, и потому, едва только поезд тронулся, я погрузилась в приятную дрёму и проспала все долгие часы дороги, ни разу не приоткрыв глаз.
И сон мне приснился удивительно правдоподобный: будто Валюша примеряет сумасшедшей красоты красные туфли на тонкой шпильке. Делает она это сосредоточенно, серьёзно, топает ногами, рассматривает туфельки со всех сторон в зеркале, прохаживается туда-сюда: она и довольна, и сомневается. Но самое удивительное, что рядом с ней примеряет точно такие же туфли ещё какая-то женщина. Ее фигура и лицо будто в тумане, узнать невозможно. Она проделывает с туфлями те же штуки, что и Валя: крутится в них перед зеркалом, оценивает, ощупывает. А затем незнакомка и Валя сходятся, начинают кружиться в танце и постепенно исчезают, растворяются в воздухе
Я очнулась, огорошенная сновидением, за пять минут до прибытия поезда в пункт назначения. Любопытный сон, очень яркий и живой, вполне возможно, что и пророческий. Надеюсь, ничего экстраординарного он не предвещает, хватило уже вчерашних селёдочных событий, как говорится, наелась! Но я не догадывалась, что произошедшее на вокзале просто детский лепет по сравнению с приключениями, ожидавшими меня и довольно похихикивающими в предвкушении нашей встречи.
Привет-привет! Пока-пока!
От вокзала до пункта назначения мне предстояло добираться, приложив не только интеллект, но смекалку, прыткость и эту как её коммуникабельность! Рейсовых автобусов до Утекаево, конечно, не было. Выход очевиден: попутки! Я изрядно помыкалась по вокзальной площади и, несмотря на коммуникабельность, получила отказ от всех потенциальных извозчиков: «Нее, туды не поеду, это же в такой Требухаловке, что итить-надоить!» Я уже почти отчаялась, но тут вселенная надо мной смилостивилась и, если можно так сказать, подкинула вариантик. «Подарком судьбы» оказался разваливающийся на ходу мотоцикл с коляской, управляемый усатым и чубатым мужиком лет шестидесяти, густо-дымно курившим «Приму», знаете, этакое красное знамя советских курильщиков. Я кое-как запихнула чемодан в мотоциклетную люльку и напялила предложенную мне каску, такую старую, что казалось именно в ней некий древнеримский герой сражался в своих самых величественных походах. И, судя по трещинам и вмятинам, в ней же и был повержен. Я уселась позади моего водилы, который эффектно крякнул и нервически торкнул ногой педаль своего железного коня. После этого, будто эхом отозвавшись на зов хозяина, крякнула его колымага и глухо и надрывно затарахтела, выпуская клубы чёрного дыма из прокопчённой до угольного цвета трубы. Поехали!
Мимо нас мелькали похорошевшие после пережитых холодов, обогретые летним солнцем деревенские дома, бархатные от молодой зелени леса, заливные, мелко цветущие луга, бегущие к горизонту, ещё только набирающие силу поля. Казалось, дороге нашей не будет конца, так долог мне казался путь, и тому были причины. Несмотря на окружающую красоту, меня потихоньку начало мутить от мотоциклетной трясучки и папиросного аромата, хотя, честно признаюсь, я и сама порой не гнушаюсь сигареткой, да и с вестибулярным аппаратом у меня полный порядок. А ещё у меня весьма затекла спина и стала болезненно ощутима мягкая часть, которой спина заканчивается. О божечки, взмолилась я, давай мы уже приедем, пожалуйста!
Куряка-водитель, пусть его путь будет усеян розами и лучшим табаком на свете, довёз меня до самых ворот тёткиного дома. На прощанье он снова браво крякнул и хитровато мне подмигнул. Уехал он, впрочем, недалеко: буквально через сто метров, у соседского дома, остановился, слез с мотоцикла и зашагал к калитке. Сосед, значит «Григорий», крикнул мне, махнув приветственно рукой. «Лёля, очень приятно!» прокричала в ответ я и тоже махнула.
Деревня Утекаево встретила меня здоровой тишиной погожего летнего полдня. Но тишина эта не абсолютна. Прислушайтесь Вот звук мерного сладкого жужжания шмелей в саду, но его заглушает и перекрывает другой: заливистый, вызывающий зависть мужицкий храп, доносящийся из распахнутого окна. А там, из беседки, увитой виноградом, доносятся звуки щёлкающихся под напором умелых пальцев семечек и неразборчивое бормотание двух женских голосов. И еле слышно, но всё-таки можно, можно различить, как на другом конце деревни переругиваются сомлевшая от жары собака и дурак-петух, подозревающий пса в том, что тот заглядывается на его новую курочку. И если сделать слух своим единственным восприятием, то становятся различимы шёпот трав и убаюкивающий шелест листвы, волнующейся от дуновения ветра, который родительским жестом оглаживает всё вокруг. И все эти звуки и шорохи навевают невероятное томление, окутывают тягучим благостным маревом И уже ничего не слышно спать спать «Не спать!» приказываю я себе и, вернувшись в реальность, делаю несколько шагов и захожу в калитку.
Дом, милый дом Какой же роскошный сад получился в умелых Валентиновых руках. Я восхищённо ахнула и вдохнула густой тёплый воздух. Остро и влажно пахло свежескошенной травой, тепло и солнечно нагретым деревом, изысканно и благостно тонко-фарфоровыми розами и еле слышно сладко-коричной сдобой. Это был тот самый, неповторимый запах детства, деревенского лета и неизбывного, безосновательного и бесконечного счастья. Боже, как же хорошо!