«Слыхал?» спрашивает у меня Антошкин. «А я дойду?» а меня и, правда, ноги не держат, не слушаются моих команд. «А я тебя тащить, что ль, должен? Идём!» И никаких разговоров. Тогда я говорю: «Погоди,» спускаю штаны и облегчаюсь прям перед самым крыльцом Гуливера. «Ты хотя бы отошёл!» укоряет меня Антошкин, гад. «Не могу». И, в общем, тащимся мы через буерак, в гору, ветер, как всегда, в морду, известное дело. «Возьми меня хоть по руку», говорю, под левую». «Щас! шипит. Разбежался! Шагай давай! Тащить его ещё! Всё рождество обос..!» Ладно, дошли, спрятались от ветра за летним вагончиком-магазином, ждём-с. «Слушай, говорит Антошкин, я пойду. Замёрз капитально. Оденусь потеплее вернусь.» И скрылся в метели. Остался я один и думаю так: «А чего ждать?» чувствую потому что, как силы уходят. Приедут ли? Надо идти. И поплёлся я, лицо левой рукой от снега закрываю, а правой прижимаю рану. Пока дорога шла по ровному, дышалось более-менее. Гора началась, я и присел. Губы высохли, жажда страшная. Нет, говорю себе, только не снег жевать. До станции как-нибудь доплюхаем. До города не известно, а до станции точно. Ещё раза три становился я на одно колено и отдыхал, стараясь носом дышать. На горе увидал свет фар несущейся встреч машины. Припал на колено, достал из кармана фонарик, мигнул раз, другой, третий. Скрип тормозов. «Ты Пилюган?» «Я.» «Ну наконец-то, нашли. Забодал нас Платов ищи да ищи. Где ты был, когда мимо пролетели?» «А я почём знаю». И, короче, поехали. Только: «Тихо, тихо, говорю, не трясите.» «Ужо терпи, ранитый, теперь не пропадёшь!»
Фулюган прикрыл глаза ладонью и так закончил:
Во какие бывкают фортели, а ты говоришь.
В милицию-то хоть заявил?
А ну их всех!..
Чуть погодя поплюхали мы к Однорукому.
У Васи ноне гости, а это, Фулюган останавливался, слюнявил палец и, как определяющий направление ветра моряк, подымал его кверху, что-нибудь да значит.
Мне не особенно хотелось к Васе, но и сиднем сидеть тоже прискучило. Хворь меня вроде оставила, и хотя слегка пошатывало, но морозец бодрил, и на душе если и не было ещё полной благодати, однако и прежняя хмарь развеялась.
В передней половинке дома застали мы Эллу и Васиного друга Гришу, сам же инвалид за перегородкой дрых на топчане и похрапывал. Элла с готовностью извлекла из шкафчика очередную бутылку (под столом уже вздрагивало с перезвоном несколько пустых) и мы распили вчетвером нет, впятером Вася как-то своевременно проснулся и, сопя по-ежиному, протиснулся за стол безруким плечом. И уже вновь дружок Гриша откупоривал следующую, шевеля при этом аккуратненькими белёсыми усиками: «Отличная «Столичная», озирая всех, как мне показалось, трезвыми глазками. И Элла, жгучая темпераментная хохлушка с несколько выпученными карими глазами, в чёрном свитере и чёрных же брючатах, уже начинала заводиться и приставать ко всем, кроме мужа, с недвусмысленными щипками за ляжки и другие места. И Вася тоже начинал распаляться, нервничать, слегка гнусаво остепенять супругу обиженным голосом, на что та вдруг, яростно выпуча глаза, рявкнула:
Заткнись, урод! Не то как врежу! Уж коль от тебя проку никакого, так другим не мешай. Молчи, знай! Вот скажу зятю вмиг оформит!
А зятёк Вовка, между прочим, в крематории работает, приличные денежки получает, да со слов Эллочки левые заказы выполняет. Бред? Наверно. Но за что купил, как говорится
А вот я как руку железную нацеплю да крюком тебя, крюком!.. Так Вовочке твоих золотых зубов и не достанется, только зря золу просеет!
Тьфу!
Гриша тут поскорее поднял свой стопарик, чем и погасил распрю. Выпили. Меня повело, захотелось прилечь, закрыть глаза, и я стал усилием остатка мысли и воли соображать, как мне выбраться из-за стола. И видимо, очень долго я выбирался, потому что, в дверях оглянувшись, сумел рассмотреть спящего за столом Фулюгана и всхлипывающего Васю, сидящего в углу и пытавшегося при помощи двух стен подняться на ноги. В сенцах же мне померещился сперва шепоток, а затем вроде как различил двоих Эллу с дружком Гришей.
Ну ты чего? страстно шептала она.
Да погоди, отвечал он.
Чего годить? Давай! И быстро, поворотясь к нему спиной, наклонилась и спустила с себя брюки. Помочь?
Я продвигался к своему домишке под щербатой луной, набирал в башмаки воды из луж и было мне всё равно. На перепутье троп попался мне Забралов Вадик, долго что-то мне рассказывал, а я изображал внимательного слушателя, пока он не хлопнул меня по плечу и пошагал по своему маршруту. Я провожал его взглядом до тех пор, пока он не растворился в темноте, после чего вспомнил о его принадлежности к медицине и крикнул:
Принеси от гриппа таблеток, слышь!
В доме было тепло и я очень этому обрадовался. Тем не менее, я заставил себя заложить в тёплую печь дрова, чтобы с утра лишь чиркнуть спичкой
Наутро, чиркнув спичкой, до полудня лежал на диване и слушал по радио всё подряд, то прибавляя громкость, то убавляя в зависимости от перепадов в самочувствии. Завтракать не хотелось, хотелось непонятно чего. Куда-нибудь мотануть, ну хотя бы в ту же Югославию, которую, как сообщало радио, продолжали крошить крылатыми ракетами.