Уже свершилось, мы в раю, Вань?
Как представитель иного мира, я прерываю ваш эксперимент, иначе вы его не закончите, и скажите Петру Петровичу, чтобы заплатил вам обещанное полностью, без вычетов. На Марс лететь уже не надо, я там побывал, что может подтвердить Рылов.
Вот, возьмите, бросил им кусочек завалявшегося в кармане пряника Кузьмич. Дней пять пейте тольки молоко, иначе окочуритесь, особливо Веревкина, у которой начал вываливаться язык.
Все, выходите, решение оттуда, показала рукой вверх Мила, и не волнуйтесь, все будет сделано так, как говорит Иван Петров. Я гарантирую это, как жена главы.
Глава четвертая
Не успели отойти от дома Ухватовых, как с другой стороны улицы к ним свернула небольшого роста женщина в норковой шубе. Лоб ее и щеки были в глубоких морщинах.
Не удивляйся, сказал Кузьмич, это бабка Фима, ей вторая сотня годов пошла, но тоже ударилась в бизнес. Да, я же тебе рассказывал, как она откормила в глубокой яме зашедшую с вешней водой рыбу и сдала ее в магазин за деньги, которых хватило на шубу, и носит ее.
Сейчас тепло, жарко даже в рубашке, удивился Иван.
Не расстается бабка Фима с шубой от счастья: раньше ходила в телогрейке. Ты ее поприветствуй, на меня она в обиде.
Чем перед ней провинился?
Да, пошутил я. У нее на лбу постоянно пот, который она вытирает платочком. Мол, хорошо ей, и стирает его одновременно. Это я о морщинистой поверхности лба упомянул стиральная доска, да и тольки.
Бабка Фима долгов всматривалась в Петрова.
И, взаправду, Ванька, не врет Пелагея.
Здравствуй, здравствуй, баба Фима, действительно это я, вернулся с того света, а дверь тут рядом: выходи свободно. Знаю, что ты коммерцией занялась, рыбу выращиваешь.
И, взаправду, Ванька, не врет Пелагея.
Здравствуй, здравствуй, баба Фима, действительно это я, вернулся с того света, а дверь тут рядом: выходи свободно. Знаю, что ты коммерцией занялась, рыбу выращиваешь.
Отколь знаешь?
Ты забыла, откуда я, и обо всех всё знаю.
Не поверишь, Вань, тебе тольки скажу, не этому сычу, смотрит все время с колокольни и похабит всех. Раньше, я тольки родилася, церковь тут стояла. Осталась колокольня. Окрест то их нигде нет, тольки у нас в Выселках. А он на ней пьет. Срам. Греховодник. Так вот, Ваня, белуха ко мне во двор зашла. Жрет зерно, уже у правнука беру, и не хватает. Приходи, глянешь, бабка Фима улыбнулась так, что растянулись мехами гармошки ее морщины на щеках, и там, где ты был, в усопшем мире, нет, чай, таких агромадных. Поможешь ее на куски разрубить, когда сдавать буду в магазин.
Конечно, баба Фима.
А какая она, Вань, вкусная, хошь?
Очень, она, как стерлядь, только действительно огромная.
А я, сконфузилась бабка, никогда не ела стерлядь, тольки карасей, да щук, их в Узене завсегда лавили обожраться можно.
Бабка Фима вытерла платочком лоб и погрозила сухим черным пальцем Кузьмичу:
Ишь ты, стираю эдак я платок, надо же, Вань, додумался. Проживет стольки лет, у самого лоб бороздами покроется. После ста лет годы как трахтор пашут. Но он стольки не проживет, раз уже падал с колокольни. Хотя жалко мне яво: с одной ногой, думать теперь чем, этими словами бабка показала, что тоже была из задорных Выселок.
Раздалось кудахтанье, над забором небольшой хаты взлетела курица, следом, еще выше, вспорхнул петух. Можно было заметить, что вместо одной ноги у него прутик, наверное, из той ольхи, что росла у самой калитки.
Это что еще за явление народу, вырвалось у Ивана, зачем петуху деревянная нога, если его можно в ощип.
Вот вам с Фимой и пример нашей работы, которая завсегда с дурцой. Хотя в этом случае она имеет понятливость. Хозяйке жалко петуха. Кто будет топтать кур. Она сама лет двадцать живет вдовой.
Так, посади клушку на яйца, и будут петухи, это мужика не высидишь в гнезде, а кочета можно.
Ты, Вань, не прав. У меня на кровати спит кошка и сейчас, а она умёрла давно. Я чучелу из нее сделала Пахом помог. Он у нас рукодел, как живая, если бы еще и мурлыкала. Пахом обещал голос ей приделать, но пока тольки попискивает. А первая-то прибежала к тебе, Вань, зачем? Не видел ли ты там, на небе, моего Васятку, помнит ли он меня, али забыл, не встретил ли там каку ангельшу с крылами?
Нет, баба Фима, к сожалению, не видел. Он умер у тебя когда?
Годов пятьдесят прошло уж.
Вот видишь, я еще к тому времени не родился, нет, не видел я его.
Огорченная старушка расстегнула на шубе пуговицы.
Жарко тебе, наверное? спросил ее Петров.
А как я оставлю дома таку шубу, а сопрут, зимой, в чем ходить? У Пахома, вон, борова увели. Надели намордник и увели.
Не намордник, а противогаз, Пахом сам приучил к нему Борьку. Бывало, наденет ему на голову противогаз, и ходят вместе по деревне, всех веселят, мальчишки даже с уроков сбегали. Вот и увели в этом же противогазе. Потом бросили его за околицей. Граня нашла. Тебе ровесница, а видит лучше правнука Вовки, в первом классе он учится.
Это почему? Вовка, чай, тоже без очков ходит, и скольки раз нитку в иголку мне вздевал.
А что же тогда он букварь сам не читает, Гранька ему слоги выводит: ма-ма, дя-дя