Замыкающим пойду я.
Обязанность замыкающего притворить дверь, накинуть крючок, расправить портьеру и вообще сделать всё как было. Тоже абы кому не доверишь.
А какое кино-то? спрашивает Валерка. Он забыл посмотреть афишу.
Да хрен её знает, слышится из темноты.
Какая-то «улица».
«Плутона», кажется.
И ещё «дом номер 1», добавляют уже издалека.
Значит, «Улица Плутона, дом 1». А может, Платона. Или Ньютона? Чепухень какая-то.
Значит, «Улица Плутона, дом 1». А может, Платона. Или Ньютона? Чепухень какая-то.
На экране учёные парни в белых рубашках и узеньких галстуках. То спорят, то остервенело пишут какие-то формулы где попало и на чём придётся. То принимаются бить друг другу морды опять же неясно, за что. До самого конца Валерка так и не может понять, чего они там все добивались, и выходит первым.
Ох, и тягомотина! восклицает Мичман, протягивая Валерке сигарету. Лучше бы хлебцев купили да похрустели в садике. Скажи?
А мне понравилось, говорит один из пацанов. Какая рожа была у этого, когда он смотрел, как те дерутся в камышах!
Ну, пока.
Ты куда это, Лерыч? в один голос осведомляются Васька и Мичман. Чё: не домой?
Мне
Он туманно отмахивает и уходит в сторону Рабочей.
Слегка брызжет и тут же стихает мелкий дождик. Фары редких автомобилей отражаются в мокром асфальте. Тени столбов и деревьев мечутся по незнакомым фасадам.
«Кто это был?.. Сколько их было?.. За что они его?..»
Шагая, поглядывает по сторонам. Тёмные окна. Тёмные двери. Во дворах ни души. Докурив, нашаривает в кармане обломок мускатного ореха. Отгрызает крупинку. И кто это говорит, что больно уж хороший вкус? Очень даже так себе.
«Стекляшка» проходной сияет ярким светом. Смена ещё не закончилась, и внутри тихо дремлет вахтёр. На мокрую скамейку садиться неохота. Валерий пускается взад-вперёд по влажной аллее, обсаженной рябинами. В свете фонарей они фантастически красивы. А интересно: чего же всё-таки хотели эти парни, в кино? Ну, хорошо. Пусть мы дураки. Но ведь был почти полный зал. И тоже никто ничего не понял? Не должно быть. Эти формулы Их писать никого и палкой не заставишь. А тут оркестр играет, деваха такая рядом, а он пошёл, пошёл строчить А в морду за что? Тоже за них?!
Он аж остановился, пытаясь представить себе, как всаживает в переносицу Ну, хоть тому же Ваське. За какие-то формулы? Тьфу, аж думать противно. А они Полудурки какие-то? Не похоже. Значит, в формулах этих что-то есть. Но что?
Керя этот опять же. Вишь: изобретатель. А я мог бы что-нибудь изобрести? А как это вообще изобретают? Семилеткой тут, пожалуй, не обойдёшься У кого бы спросить?
Мать, увидев его издали, с испуганным лицом переходит на бег. Сумка, распухшая как жаба, бьёт по ногам.
Что? Что случилось?
Да ничего, успокойся. Просто пришёл тебя встретить.
Она всматривается в его глаза.
От меня ведь всё равно не скроешь!
Да прекрати ты, наконец! Сын пришёл встретить, а она тут всякую ерунду
Наконец она, кажется, верит.
Фу-у, напугал. Значит, встретить. Когда такое было?
Маленький был.
А теперь, значит, вырос.
А теперь возмужал. Буду тебя встречать. Мало ли что
Она взъерошивает его пепельную шевелюру.
Жен-пельмен. Мужчина!
А чего так нагрузилась?
Да Из магазина вышла, воткнулась в очередь за арбузами. Пока простояла, уж домой идти было некогда: на работу пора бежать. Вот так и получилось.
Тяжеленный какой, сказал Валера, перехватывая сумку. Кормовой, что ли?
Какой-то азиатский. Длинный такой да светлый. Корка толстенная. Но говорят, сладкий. Давай вдвоём понесём!
Ещё чего!
Он вешает сумку на плечо.
Ел что-нибудь?
Ну, дак кашу же твою.
Всю съел?
Нет. Тебе мал-мал оставил.
Напрасно. Надо было доедать.
А ты?
Я у нас в буфете закусила.
Когда это было!
Едва войдя в комнату, мать тяжело опускается на диван.
Что-то ухайдокалась я сегодня. Щас ка-ак завалюсь! Только бульбушки пойдут. А ты говоришь, кашу. Какая там каша! Сам доедай.
Валерка стаскивает с неё сапоги.
Разбери сумку, а?
Он заглядывает внутрь.
Ма, а этот кулёк куда?
Не услышав ответа, подходит, поправляет одеяло и, растолкав всё по своему разумению, собирает письменные принадлежности. Потушив свет, выскальзывает на кухню. У Малининых, через дверь, бубнит радио. Сюда доносятся далёкие слова: генерал Мобуту провинция Катанга Он включает над столиком свою к их с матерью комнате относящуюся лампочку и, обхватив ногами ножки табуретки, начинает писать легко и быстро. Про двухтысячный год, про небо, полное вертолётов, которые садятся прямо на крыши. Про то, как из пушек расстреливают дожди, потому что войны кончились навсегда, и пришло всеобщее и полное разоружение. Как на Земле не осталось никаких болезней, ведь люди изобрели такое лекарство, 2 г которого, принятые в детстве, полностью и на всю жизнь защищают организм от любой гадости. А больницы переоборудованы в жилые дома, и у каждого теперь есть отдельная квартира. И робот, который гладит одежду, моет посуду и ходит Он хочет написать «по магазинам», но вовремя спохватывается, вспомнив, что магазинов к тому времени уже не будет, потому что всё будет бесплатно, и пишет просто: «за разными товарами». Хорошенько подумав, соображает, что, скорее всего, в двухтысячном году за товарами и ходить-то будет не надо. Всё, что нужно, другие роботы будут приносить прямо домой. Чуть было не вырывает страничку, чтобы заново всё переписать. Но в последний момент решает, что и так сойдёт. Никто ведь не знает: а вдруг они будут не ходить, а летать на тех же вертолётах. Успокоенный этой мыслью, добавляет, что на фабриках тоже работают только роботы. Люди же летают в космос, играют в футбол и пишут книги. Из этих слов будто сама собой вырастает картина завода, где царит чистота и безлюдье, и по формам льётся неизвестный металл голубого цвета, руду которого добывают на планете Венера.