Две перепуганные девушки. Шестеро невменяемых шестнадцатилетних. Фрэнк не вмешивается, он в Нью-Йорке с малых лет и прекрасно знает, что предпочтительней пройти боком, опустив плечи, мы с Ваней влезли.
Ване выбили зуб; я, вспомнив Кита Ричардса, схватил гитару обеими руками за гриф и приносился разносить им башни, стараясь не раскалывать ее как можно дольше, но особенно не жалея, это ведь не та, не любимая, не сросшийся со мной инструмент Уго Милито, девушки с воплями унеслись, разозлившийся Ваня послал в нокаут выхватившего нож паренька с прической афро, по инерции жестко срубил его долговязого говорливого друга, я уладил вопрос с остальными, Тухлый Фрэнк нудно бубнил о грядущих неприятностях: у них же организация, скверный характер, нас не простят, отыщут и отомстят, выдохни, Фрэнк. В случае чего ты всегда успеешь перейти на их сторону. Если нас возьмутся подкарауливать человек двадцать присоединишься к ним двадцать первым.
Не надо так со мной, проворчал Фрэнк. Я присоединяюсь не к ним, а вам, в следующий раз я буду с вами, нам еще повезло, что сегодня они вышли гулять без стволов.
Ну, и нам же когда-то должно повезти, мы же достойны везения не насилуем, не воруем, не промышляем, поклоняясь сатане, в большом бизнесе, играем музыку и радуем, и радуемся, зарабатывая копейки, насмешливо отмахиваемся; в проспиртованной пелене начинают появляться женщины, настроившиеся нам отдаться, для подобных знакомых я варю по штатской книге рецептов русские щи, напевая мой собственный блюз «Зачем вы сделали меня бездомным?».
Квартира у нас с Ваней есть, и в ней зачастую меняются женщины; я никого не удерживаю, но Ваня Михайлов приверженец стабильных отношений, ему досадно из-за подчинившей нас тирании непродолжительных связей, да не грызи ты себя. За квартиру мы платим. За женщин не платим. Квартира у нас съемная, такие у нас и женщины, не гляди на них с трепетом, поскольку и мы по ним, и они по нас проходят парадным маршем, почувствовав потребность в необременительных сношениях, не отвечающих твоим устремлениям, тебе нужно чудо? Как же оно называется встреча со второй половиной? Это реально.
Реально, Паша?
В сумасшедшем доме. Там и первая половина, и вторая, и третья половина, третьей половины не бывает, но там запросто. Не светлячок, а самолет. Рушили застенки, разрушили обсерваторию, разломали телескоп, не приближайтесь к нам, планеты, вы вконец уменьшились дурное предзнаменование. В помещении для гостей предпринимают действия истерзанные санитарами. Ворвавшись, испражняются, корчат рожи, вы навещаете не нас, вам интереснее потрепаться с врачами; следуя голосу совести, окружите их тесным кольцом и потребуйте у них скинуться и обеспечить нам условия! Полосните кинжалом отмахнувшегося доктора! Женщин приведите женщин к нам они пойдут за деньги, но лучше за деньги, чем если бы они пробрались в наши больные души, командуя нами, не отпуская нас побродить в одиночестве, из-за женщин, из-за женщины мы преимущественно и помешались, неблагосклонность обойденность взаимные счастливые чувства добивают не реже.
Добивают в итоге. Когда умирают. Ты только начинаешь крепнуть и что-то из себя представлять, а тут любовь, и ты хохочешь блаженным зайчиком, подзабывшим о существовании мускулисых волков и хитрых лисиц, с которыми ты оказываешься один на один, едва она ослабеет. Любовь уйдет. Уходила и всегда будет уходить. Пока она не отпустила, от нее, зная, чем это кончится, надо скрываться, если не духом, то телом куда-нибудь съездить, яростно развеяться, вам не обязательно. Вы поехали в Ханос?
В присутствии Тухлого Фрэнка и Клэнси Джиллмана я сказал Ване: мы берем тайм-аут. На неделю, на месяц, насовсем, в последствии определимся, мы не дети. Но у нас есть родители. Я полтора года не виделся с отцом, и я уезжаю к нему; ты, Ваня, можешь не ехать, но твоя мама по тебе, вероятно, скучает и неважно спит, из ее писем, приходящих на наш адрес каждый день ну, не каждый день, тем не менее из них нам известно, что у нее бессонница, подогреваемая алкоголем депрессия, с моим отцом она не знается, он мне не звонит и не пишет, поехали, Ваня. Не помер ли он не дай Бог. Он полностью в себе, я за него не беспокоюсь, мне приходятся волноваться за тебя так я думал, но Ване не говорил.
Ему нужно выехать из Нью-Йорка и продышаться в мексиканском пекле, сейчас лето, в Ханосе стоит немыслимый зной, в Нью-Йорке жарче, Ваню Михайлова тут душит печаль; сдавай ключи от квартиры, потом мы снимем другую, в Ханосе в ознаменование нашего приезда устроят беспробудный праздник, расчувствовавшаяся Даниэла попросит исполнить «Кошмар не окончен», Уго Милито обопьется текилой, расспрашивая нас о Нью-Йорке, вы прибыли?!
Мы спешили.
Присаживайтесь и выпивайте!
Выпьем, выпьем. Здравствуй, отец.
Сынок как дорога? Тем же маршрутом, что мы с тобой я помню мы ехали через всю Америку, разделяя нужду и окрыленность вы наскребли на рейс до Мехико? К экипажу не лезли, пограничников мольбой о косячке не доставали? Верно, сынок. И я живу спокойно, ни с кем не связываясь; гляжу на небо, слушаю приемник, ваших песен, кажется, не передают. На радио засели козлы или вы плохо играете?