Ага
Поешь ее жестких блинов.
Ну
Ими удобно резать бумагу. Ваше восседание на стоящих рядом стульях выглядит обнадеживающе. Ты не проявляешь к ней интереса, она с мрачной улыбкой плюет на тебя, апокалиптичным фруктом между ветвями висит луна, требовательность отношений повышена дальше некуда, чего бы вам хотелось? сухо спросил мой отец. Прижать к себе смердящего покойника и плакать, столь же сухо ответила мама Вани Михайлова.
Разбирайтесь самостоятельно, хмурьтесь, углубляя противоречия, не влезайте в нашу музыку; за гитару, купленную мною по совету Вани у местного плешивого мастера на все руки Уго Милито, я заплатил частью денег, подаренных мне князем, не нанося урон семейному бюджету, трепетно настраивается первая струна. Уго настраивал ее по пятой.
Уго Милито продвинутый искатель, но для нас это сейчас черезчур, мы постараемся держаться хоть каких-то канонов временная мера. Не печалься, Ваня.
Вокруг нас сплошные мексиканцы, однако нам нельзя следовать исключительно латинским ритмам, упор должен быть сделал на идущие изнутри нас, тексты я обеспечу. На русском, Ваня, я еще в Париже поклялся себе, что стану писать только на родном языке. Чтобы не отрываться. Не забывать.
В изнеможении от разлетающихся искр от соприкосновений. И варки автогеном. Я люблю смотреть на зарю, искр нам не видно, присяжных подкупили, ни на шаг не отойдем если нас арестуют, мы возьмемся расцветить мелодию ареста подрывами в фа мажоре, отъезды пальцев по грифу подкрепляют свободную мысль, служа уроком и надеждой на обретение оригинальной состоятельности звука, ты разгоняйся, а я накачу соло. Раз-два я чувствую в себе силы, я доведу себя до могилы найду себе применение, истязая себя без сомнения. Слагаемые выхода из-под гнета уверенность и честность. Я честен перед Высшими и уверен в блюзе. Разумеется, мы играли блюз, ты ждал встречи с чем-то иным?
Я, Паша, отнес бы это к психоделике.
Правильно, Ваня. Но мы совместим. Не умея торговать, мы и не научимся, денег не срубим, дух разовьем, инопланетяне довольствуются хлебом, селедкой и молоком, не отходя от космических аппаратов; зарвавшихся беспредельщиков топят в пустотных омутах придвинувшейся к нам галактики, сгустки неудовлетворенности проталкиваются по транспортной артерии для перемещения всасываемых в нее кабанов с воткнутыми перьями ободранных индюков, заупрямившихся, не соотнеся ворота с размеров мяча, в Нью-Йорке не с кем погонять в наш футбол, бейсбольной битой загоняются колья фаст-фуда, напившись пепси, не создашь приличную вещь, но в Америке сочинялись великие песни, и мы воздадим уважением нашим старшим друзьям, заучив «Boom boom», «Double trouble», «My home is the Delta», вызубрив, выдохнем и мятежно сыграем в отдаленном соответствии. Не поддерживая скомканными нотами разведенный в помойном баке огонь. Мы же не варвары.
Вы излучаете благородство. Сравнительно одухотворенные в трущобах Ханоса сметены царственным дуновением, вам не открывали, но вы ломились, качнувшихся не подхватят, вы согласны на эту жертву. Убитый почтальон был крут в попойках. У принюхавшегося к нему псу стал толще хвост. Призываю не вникать в мое отступление и не подсчитывать длину скачка в вылинявшую белесую ночь, погружаясь в молчание с микрофонной стойкой наперевес, наговорившись о гитарах, опять о гитарах, в сказанном есть система, сказал и забыл, гитары и гитары, но среди независимых меломанов Иван «Нonk» Михайлов знаменит игрой на инструментах с клавишами, а не на гитаре. Он непрост?
Весьма сложен. С заводящей в тупик тонкостью мироощущения, вступившей в свои права после его занятий на пианино у чопорной донны с безупречной репутацией. К Паулине Лопетеги Ваню Михайлова отвела мама, посоветовав не лениться и не пропускать оплачиваемых ею уроков: ходи, учись, я не научилась, ты научишься, пробравшись к церковному органу, исполнишь для меня «A whiter shade of pale», и я задрожу в необъяснимом чувстве, ведь я слушала ее по радио, когда ехала тебя рожать, висела блевотная хмарь, угнетающе моросило.
С особым пониманием репетируя у Вани, Размеренно Отходящие в падении хлопали комаров, давай без пафоса, упырь не скончался, пошла тема, пошла, притоптывал ногами страстный паж, перепуганные принцессы не впускали, дворец у бездны норовил в нее съехать; узрев на своем пороге нетерпеливого мальчика, королева подумала о неотвратимо приближающейся старости и радушно сбросила одежды, сегодня ты меня выручишь, завтра я тебя; жестче, Ваня, задай пульс и дави на педаль, ненавязчиво ведя мелодию, я поведу другую, в нужное время они сольются, освещая следы раскопок вглубь себя.
После захода солнца я отправлюсь перенимать секреты Уго Милито, вытворяющего с гитарой совершенно невероятное. Подбитый в рыгаловке глаз придает ему нечто хорошее, и, усадив меня на ветхую табуретку, он, поглаживая усы, бормочет: ты не потерял гитару. И я возьму гитару. Наши гитары вступят в мудрую беседу. Мы поговорим с их помощью, как псих с психом.
Подчерпнутое из черепа не выкинуть. Только вместе со всем остальным. Уго солирует, я заглядываюсь на мастера, следя за его пальцами; и от него, и от меня гран-угар встречным курсом, наполняющему драйву отведена одна из главнейших ролей, беспорядочно раскиданные пивные бутылки не нарушают симметрию, я выпил три. Уго одиннадцать. Его двадцатилетняя дочь Даниэла высосала семь, теперь ей видно только небо, не сбрасывая скорость, она удалилась за пополнением с высоко поднятой головой, с ней спали и я, и Ваня, нам с ним по шестнадцать, шестнадцать пива на двоих мы уже сможем, готовясь выиграть все. Приходя в возбуждение от небольшой, но мягкой, расплетавшей железные волосы, содрав железную маску, маску аля железо, Исковерканная Даниэла, я тебя разгадал и я спою.