Ранец скинь! Ранец! советовал Перекати-Поле. Отец твой сядет на мотоцикл и догонит нас, если будешь ползти черепахой!
Нет, задыхаясь, отнекивалась Вика. В ранце нужные для путешествия вещи. И комсомольские книжки, чтобы читать и воспитываться.
Перекати-Поле раздумывал миг. Полезай в меня и, если покатимся в гору, беги во мне, будто белка в колесе, а когда под гору ты садись на свой ранец, который повесишь на палку, которую пропусти через центр моей шаровидности.
Вика влезла в него, и с вершины холма она ехала, сидя на ранце, только ей было тряско, так как она геометрию знала неважно и центр вычислила неточно. Вечером проезжали отару баранов, вдруг окруживших их и мешающих следовать далее.
Мудрый старый вожак заявил: Бе-е-е! Все травяные шары неподвижны, этот подвижный. Надобно съесть его, очень вкусный, коне-е-е-чно! Я уверен. И он решительно подступил.
Вика, раздвинув колючки трясущегося в страхе спутника, крикнула: Убирайтесь отсюда! Дорогу мне! Разве не видите, я человек! Кто б удивился таким говорящим баранам, только не Вика, видевшая несравненные чудеса: да хоть вакуум вместо Чёрного моря, поэтому не удивлялась.
Ты человек? Бе-е-е! засмеялся Вожак. Человек это тот, кто стрижёт нас огромными ножницами. Верно я говорю?
Ве-е-ерно! вскричали бараны. А это не человек, потому что не ходит с ножницами.
Тут подъехал пастух, что сидел необычно у лошади на боку. Ты не спорь с ними, девочка, произнёс он. Что им взбредёт в головы, то и делают. Выдумали, что пастух это тот, кто сидит на лошадном боку, и я вынужден этак ездить, чтобы они меня слушались. Я измучился от такой безобразной езды и, наверно, уйду скоро на пенсию.
Бе! Ты хороший пастух, рассудили бараны. Давайте же есть эту штуку, которая к нас прикатилась!
Постойте! воскликнула Вика, вынув из ранца маленькие маникюрные ножницы, так как ей было четырнадцать лет и она была почти девушка.
А бараны, перепугавшись, выстроились рядами. Пришёл челове-е-ек! сразу видно!
Она подошла к Вожаку и остригла, оставив ему небольшие подштанники, после чего объявила: Пастух это тот, кто сидит у коня на спине.
И бараны испуганно повторили.
Обрадованный пастух поместил седло лошади на спину. Ты помогла мне, и я хочу отблагодарить тебя, начал он. Говори, в чём нужда?
Мы разыскиваем пропавшее Чёрное море и Крым, а куда ехать не знаем, поведала Вика.
Пастух осмотрелся и наклонился к ней. Я скажу тебе тайну, которую никому не скажу, чтобы меня не назвали лгуном. Слушай. Я пас отару близ Каспия и услышал, как Каспий захохотал и изрек, он-де теперь самый модный в Союзе. Кати-ка ты к Каспию и спроси у него. Он что-то знает.
Уже в холода подкатили они к побережью и обнаружили только лёд.
Опоздали! орал Перекати-Поле. Из-за того, что ты каждый день отдыхаешь помногу и перечитываешь свои книжки, чтобы воспитываться по-комсомольски. А следовало бы спешить!
Море не замерзает ниже Махачкалы, усмехнулась начитанная Вика, и никуда от нас не уйдёт. После чего, как обычно, вынула из ранца книжку и стала читать, да увлеклась до такой степени, что, вскочив, погрозила невидимому врагу кулаком.
В Махачкале рыбаки переучивались на водителей и рассказывали, что Каспий заледенел до Баку. Из Баку пришлось мчаться до Ленкорани, где слышались страшный треск и ворчание: это Каспий натягивал на себя ледяную попону с вмёрзшими кораблями и был недоволен. Только у Астары, на иранской границе, Вика увидела зыбкие его волосы и глаза под бровями из пены и закричала:
Скажите, где Чёрное море?
Каспий метнул в неё вал проревев: Кыш! Голову я упру в Бендер-Шах, а ступни в Астрахань. Я усну до июля, и мы посмотрим, как вы попрыгаете без меня!
Тужась, он вновь потянул на себя лёд.
Перекати-Поле с воплями уколол его злыми колючками. Это ты украл Чёрное море и по законам физической географии погубил ветра, и мои братья-кермеки не могут кататься по свету!
Каспий валом достал путешественников и подкинул их в небо.
Делаю, что хочу, и допросчиков мне не надо! Любили вы Чёрное море с гаграми и магаграми, а теперь уважайте меня и зовите меня по старинному: Понт Гирканский. Не то пролежу подо льдом тыщу лет, так негде вам будет курортничать, разве что заграницей, да вас туда и не выпустят, ха-ха-ха! Чтоб к июлю меня окружили пансионатами в два ряда, а не то Я волшбе обучался у древних халдеев. Я вам не только Я вас вообще!! размахнулся он и зашвырнул их под самый экватор.
Кунцевский Прохиндей дома и на работе
Прохиндей встал в три ночи, вынул из холодильника ящик-посылку и, пройдя в спальню, сел под лампой. Слышался шум прибоя. Он приложил ухо к фанере и спел: «Утомлённое солнце! тихо с морем прощалось! в этот час ты призналась! что нет любви!» Он отстранился и прочитал адрес на крышке: МОСКВА КУНЦЕВО ПРОХИНДЕЮ ОТ ПОНТА ГИРКАНСКОГО, после чего убрал крышку и, вдохнув запах магнолий и пальм, переместил ящик к свету. Блеснуло раскинувшееся в своих берегах Чёрное море. «Мисхор бормотнул Прохиндей, вглядываясь в южную часть Крыма. Здесь я бывал ещё мальчиком. Мы много пили и ели, и папа учил меня жить. А, Пицунда, где я бывал с друзьями. Мы много пили и ели и спорили, кто из нас станет большим человеком Одесса! Мы пили и ели с любимой на Дерибасовской, но не так много, как человек за соседним столом, и любимая с ним ушла. Глупая и неверная Соня!» Он прослезился.