Но так и есть, Арья, сказал Шломо так, словно в этом не было никакого сомнения. Разве не открыл я тебе все то, что говорил мне во сне и наяву Его голос?
Скажи еще, что Бог возложил на тебя ответственную миссию, о которой ты не можешь поведать нам, простым смертным, Арья издал звук, который, пожалуй, можно было принять за некоторое подобие смеха.
В этой миссии есть место и тебе, Арья, мягко сказал Шломо.
Боюсь, ты немного опоздал. Я больше не верю тебе, Шломо. Ни тебе, ни твоим безумным пророчествам. Да и кто бы тебе поверил после всего того, что с нами случилось? Подумай сам, Шломо! Мы приехали сюда, потому что наслушались твоих фантазий, а что получили взамен?
Тише, пожалуйста, Шломо оглянулся на дверь, которая вела в комнату жены. Рахель услышит.
Ты обещал нам золотые горы, а в результате у нас иногда не хватает денег даже на хлеб, продолжал Арья, тряся перед лицом Шломо пустой брезентовой сумкой.
Я обещал вам, что Всевышний не оставит нас, сказал Шломо. Ради этого, мне кажется, стоило бы немного потерпеть.
В последнее время мне почему-то кажется, что твой Всевышний не только забыл дорогу к нашему дому, но забыл даже, как выглядят наши лица И знаешь, что я тебе скажу, Шломо? Если это будет продолжаться, то я заберу Рахель и уеду назад, в Европу.
Никого ты не заберешь, Шломо позволил себе снисходительную усмешку. Господи, Арья! Неужели ты еще ничего не понял? Разве Всемогущий допустит кого-нибудь к важному делу, прежде чем испытает его и его сердце? В конце концов, все, что от нас требуется это ждать, когда Он нас позовет, а не роптать на свои неурядицы. Разве это так сложно?
По лицу Шломо пробежало такое выражение, словно он впервые встретил кого-то, кто не знал такую простую и саму собой разумеющуюся истину.
В ответ голос Арьи стал почти стальным. Так, что Шломо вдруг показалось, что его собеседник стал даже выше ростом.
Мне все равно, кого Он испытывает, а кого нет, сказал он, глядя в глаза Шломо и даже слегка наклонившись для этого к его лицу. Но когда я вижу, что Рахель выбивается из сил, сама стирает белье и одежду или пытается соорудить ужин из тех жалких остатков, которые остались после обеда, я готов бежать отсюда сию же минуту, без промедления. Просто сесть на первый попавшийся корабль и бежать.
Между прочим, я тоже не бездельничаю, как ты мог заметить, голос Шломо, пожалуй, прозвучал немного обижено. Пятнадцать уроков в неделю этим лоботрясам, которые не могут отличить наречие от прилагательного. Можешь быть уверен, что я ем свой хлеб не напрасно.
Дело не в этом, Арья, наконец, попытался протиснуться мимо занявшего весь проход Шломо. Дело в том, что ни у кого из нас нет никакого будущего. Ни у вас, ни у меня, ни у кого Или, может, ты будешь до гробовой доски преподавать немецкий язык и иврит, а я буду сидеть со счетами в какой-нибудь никому не нужной конторе?
Ноги его застучали по лестнице, ведущей во двор.
И все-таки ты чего-то не понимаешь, сказал ему вслед Шломо. Подумай сам, Арья. Если мы целиком доверяем Всевышнему, какие у нас есть причины интересоваться своим будущим?
Я опоздаю в лавку, не оборачиваясь, бросил Арья и закинул сумку на плечо.
Очень может быть, сказал Шломо. Только я тебя заклинаю основанием Престола, Арик. Не вздумай, пожалуйста, рассказывать о наших разговорах Рахель. Поверь мне, это будет лишним.
Последние слова были сказаны уже в спину убегающему прочь Арье, который, кажется, обронил в ответ что-то невразумительное, то, чего Шломо уже не расслышал.
Вечером того же дня господина Шломо Нахельмана можно было видеть входящим в парикмахерскую Авигдора Луца, что рядом с пересечением улицы Навиим и безымянным переулком, который кончался с двух сторон тупиком. Он пришел туда, когда солнце уже цеплялось за верхушки башен и колоколен, а вышел, когда на западе догорали тревожные багровые полосы заката.
О, сказал Авигдор, подняв голову на зазвонивший колокольчик. Смотрите, кто к нам пожаловал. Сам господин Шломо Нахельман собственной персоной Прошу.
Он оторвался от сидевшего перед зеркалом клиента и помахал Шломо свободной рукой.
Посетитель в его кресле весь в пене, накрытый белоснежной простыней слегка повернул к Шломо голову и на всякий случай тоже кивнул.
Я подожду, сказал Шломо, садясь на свободный стул и взяв одну из лежавших на столике газет.
Но лицо его было теперь непроницаемо, словно его закрывала стальная пластина, мешающая рассмотреть самое главное.
Когда посетитель ушел, господин Нахельман сделал то, что заставило Авигдора Луца удивиться, хотя он, конечно, и не подал виду.
Он встал и, закрыв за посетителем дверь, щелкнул щеколдой и повесил на нее табличку «Закрыто». Потом задернул единственное в парикмахерской окно плотной занавеской, вернулся и сказал:
Ну, вот. Кажется, теперь можно приступить.
Ну, что же, сказал Авигдор, не зная, что, собственно говоря, он должен делать. Но господин Нахельман не заставил его долго ждать.
Помнишь, я рассказывал тебе о человеке, которого Всемогущий избрал из среды своего народа, чтобы тот стал светом и опорой Израиля?
Конечно, сказал Авигдор Луц, припоминая эту историю. Ты рассказывал мне о Машиахе. Я помню.