Да, Шломо достал папиросу. Я рассказывал тебе о Машиахе, чьи шаги уже раздаются неподалеку. Но я рассказал тебе не все, Авигдор. Я не рассказал тебе, кем был этот человек.
И кем же он был? спросил Авигдор Луц.
Этим человеком был я, сказал Шломо.
Как должно быть смешно он выглядел сейчас одетый, несмотря на вечернюю жару, в европейское платье, с тросточкой в руке, словно этот вычищенный к случаю костюм и этот котелок, слегка наклоненный набок, тоже были с необходимостью причастны всему совершаемому и должны были, в свою очередь, тоже засвидетельствовать и подтвердить правоту им сказанного.
О-оо, протянул Авигдор Луц, который хорошо умел держать себя в руках и которому за время его цирюльничества доводилось слышать и не такое. О, повторил он, подходя ближе к этому странному человеку, чтобы увидеть, как капли пота текут из-под его котелка по лбу и щекам. Не хочешь снять плащ?
И после того, как Шломо отказался, спросил:
Ты это серьезно?
Как нельзя более, ответил господин Нахельман, не отводя своего, вдруг замерзшего, металлического взгляда от глаз Авигдора, словно пытаясь загипнотизировать его. Потом он достал из жилетного кармана платок и повторил: Как нельзя более серьезно, Авигдор
Одну минуту, Авигдор взял веник, чтобы отмести в сторону рассыпанные на полу волосы. Потом он сделал несколько движений веником и остановился около сидевшего на скамейке для посетителей Шломо. Помедлив немного, он сказал:
Ты умный человек, Шломо. Поэтому ты должен понимать, что для того, чтобы кто-то поверил тому, что ты сейчас сказал, требуются известные доказательства. Уверен, что ты знаешь это лучше меня.
Похоже, ты говоришь о чуде, если я не ошибаюсь, спросил Шломо, как могло показаться с изрядной долей пренебрежения в голосе.
Одно маленькое чудо, которое, я думаю, смогло бы убедить большую компанию, пошутил Авигдор.
Наверное, он еще не понял, что шутки были сейчас крайне неуместны.
Господин Нахельман по-прежнему смотрел на него непроницаемым, замороженным взглядом, как будто имел про запас нечто такое, что было гораздо убедительнее любых доказательств.
Одно маленькое чудо, которое, я думаю, смогло бы убедить большую компанию, пошутил Авигдор.
Наверное, он еще не понял, что шутки были сейчас крайне неуместны.
Господин Нахельман по-прежнему смотрел на него непроницаемым, замороженным взглядом, как будто имел про запас нечто такое, что было гораздо убедительнее любых доказательств.
Погружаясь в этот взгляд, господин Авигдор Луц вдруг почувствовал, как озноб пробежал по его спине. Так, словно он оказался вдруг без одежды в холодном, темном погребе, да еще перед лицом чего-то такого, чему не было имени. И оно, это неназванное, никуда не торопилось, заранее зная наперед любой шаг и любую мысль Авигдора Луца.
Потом Авигдор услышал голос, который сказал:
А если я скажу тебе, что требование чуда оскорбляет Всевышнего? Что ты ответишь тогда?
Холодный взгляд внимательно изучал Авигдора, но при этом он как будто смотрел на него откуда-то издалека, словно сам Шломо был где-то далеко, за много тысяч миль отсюда.
Как может оскорбить Всевышнего то, что Он делает сам? Авигдор засмеялся, пытаясь освободиться от этого наваждения. Вероятно, приведенный аргумент показался ему довольно убедительным, поэтому он повторил его еще раз. Но теперь он звучал несколько по-другому, а именно так:
Чудо примиряет нас с нашими несовершенствами.
Это было довольно изящно и, пожалуй, даже вполне справедливо, но все же Шломо не согласился:
Ни черта оно не примиряет, милый, он вытер лицо платком, для чего, наконец, снял котелок. Много ты видел таких примиренных?
Ну, неуверенно сказал Авигдор, пожимая плечами и не зная, как лучше ответить.
И потом, добавил Шломо, вытирая шею. Можно подумать, что тебе посылается мало чудес. Вы все просто не хотите открыть глаза и посмотреть вокруг. Разве ты не видел сегодня смерч, который висел над Городом, словно собирался поднять в Небеса все камни, а потом уронить их на нас? Неужели, ты тоже ни черта не видел?
Смерч? переспросил Авигдор, вновь пожимая плечами. Но я не видел сегодня никакого смерча, Шломо. Я видел только пыльную бурю, да еще ветер, от которого у меня перекосило вывеску.
Каждый видит столько, сколько заслуживает и сколько ему посылает Всевышний, изрек Шломо, по-прежнему оставаясь где-то далеко-далеко, за тысячу миль отсюда. Но ты можешь поверить мне, Авигдор, сегодня Всемогущий принял решение. Этот мир долго не простоит. Он обречен.
Понятно, сказал Авигдор, садясь в крутящееся кресло и поворачиваясь в сторону Шломо.
Или ты думаешь, продолжал тот, что Всемогущий приходит в громе и грохоте, словно пьяный водопроводчик, которому надо срочно опохмелиться?.. Нет, Авигдор. Он приходит незаметно, одетый в какие-то едва различимые события, которым никто не придает большого значения, пока они сами ни откроют заключенный в них смысл.
Мне всегда казалось, что прежде чем совершить какой-нибудь шаг, Всемогущий посылает нам знаки, чтобы мы одумались и раскаялись, сказал Авигдор. Вспомни хотя бы пророка Иону.
Это замечание вызвало у Шломо явное раздражение.