Голова его еще целиком была занята произошедшим, а смех по-прежнему раздирал грудную клетку. Он опять засмеялся.
Шломо, Рахель осторожно дотронулась до его руки. Да что с тобой сегодня?
Запомни этот день, сказал Шломо, обнимая жену и кружа ее в каком-то нелепом танце по галерее. Доски под ними громко скрипели.
Шломо, повторила Рахель и негромко засмеялась. Я сейчас упаду.
Этот день особенный, Шломо не отпускал Рахель. Не всякий день Всемогущий посылает такой смех, чтобы ты удостоверился в его милости.
Он вновь засмеялся.
Пожалуй, можно было назвать этот смех счастливым, если бы ни этот настороженный взгляд как будто он одновременно и смеялся, и ждал чего-то, что легко могло превратить смех в плач и стенания.
Совсем другим был смех маленький Рахель, которая просто смеялась, не думая ни о чем, кроме своего смеющегося мужа, что случалось с ним совсем не так часто, как ей хотелось бы. В этом смехе можно было услышать благодарность за то, что Всевышний послал ей такого замечательного спутника жизни, и за этот чудесный дом, окруженный старыми деревьями, и за это небо, и за этот, лежащий вокруг, Святой город, одним словом, за все то, за что принято обычно благодарить, но что так редко становится объектом благодарности у большинства людей.
Вот так они стояли, смеясь и глядя друг на друга, во второй половине этого дня, который Шломо Нахельман назвал позже началом.
Я рад, что ты смеешься, сказал он, наконец.
Я тоже, ответила Рахель.
Новый порыв ветра ударил по дому и заставил зашуметь листья старой смоковницы.
Потом в галерее показался Арья с брезентовой сумкой в руке.
Я пойду, сказала Рахель, помахав Арье рукой. Смотри, не упади.
Потом она выскользнула из объятий Шломо и полетела в свою половину. Если бы Шломо был склонен к поэтическим метафорам, он бы обязательно сравнил ее легкую походку с порханием маленькой, юркой птички, перелетающей от цветка к цветку. Но Шломо Нахельман был сделан из другого теста и от поэтических метафор был так же далек, как и от романтических прогулок ночью при луне или сентиментальных воспоминаний о первой встрече. Он просто с удовольствием посмотрел вслед убегающей Рахель, чтобы тут же забыть о ней, повернувшись к подходящему Арье, чье появление было, конечно, гораздо важнее, чем даже очень милое порхание его жены Рахель.
Арья, он улыбнулся подошедшему. Ты уже вернулся. Отлично. Мне кажется, что у меня есть для всех нас хорошие новости.
Я иду в лавку, сказал Арья, пропуская мимо ушей известие о хороших новостях. У нас не осталось ни масла, ни соли.
Даже ни о чем не подозревающий человек мог бы легко расслышать в его голосе плохо спрятанные враждебные нотки.
Он был почти на голову выше Шломо. Слегка вытянутое, лошадиное лицо. Длинные руки с большими кистями. Худой и жилистый, словно созданный самой природой для тяжелой физической работы. При этом не было никого, кто бы так умело обращался с цифрами, с переводом одних мер в другие и вообще со всем тем, что можно было измерить, посчитать, вычислить и, наконец, придать вид изящных математических формул.
Хочешь сказать, Шломо загородил проход, не давая Арье пройти, хочешь сказать, милый, что тебя не интересуют хорошие новости?
Знаешь, Шломо, Арья подошел вплотную, заставляя собеседника поднять голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Если ты назовешь мне хоть одну хорошую новость, которая случилась с нами за последний год, то я возьму обратно все свои слова, которые так тебя раздражают.
Достаточно того, что мы находимся с тобой в Святой земле, сказал Шломо. Или для тебя эта новость тоже не слишком хороша?
Арья посмотрел на него, словно тот сморозил несусветную глупость:
Боюсь, что это самая паршивая новость из всех, о которых я слышал за последний год. Хуже не бывает.
А я боюсь, что ты плохо смотрел сегодня на небеса, Арик, сказал Шломо, понижая голос. Ты видел сегодняшний смерч похожий на змеиный язык? Скажи мне, ты видел его или нет?
Я видел только пыльную бурю. Но она уже, слава Богу, стихает.
Смерч, сказал Шломо, показывая рукой куда-то в сторону. Это был смерч, Арья. Гигантский смерч. Он висел над Городом, словно раздумывал, стоит ли дать нам еще один шанс или пора опустить на него все те камни, которые он поднял в воздух Думаешь, это ничего не значит?
Не знаю, Арья явно не желал развивать дальше эту сомнительную тему.
Он позвал меня, Арья. Шломо перешел на восторженный шепот, словно боялся, что его кто-нибудь услышит. Он позвал меня. Еще немного терпения и я обещаю тебе, что ангелы небесные будут драться между собой, чтобы только дотронуться до нашей тени.
Ты говоришь об этом третий год, сказал Арья с неожиданной тоской. В том числе и про ангелов, которым наверняка нет до нас никакого дела.
Так говорят многие пророчества, не сдавался Шломо. Посланник Божий отбрасывает тень, в которой купаются миллиарды ангелов, вкушая блаженство.
Ангелы, пророчества, откровения, Арья говорил почти с отвращением. А кто обещал, что Порта вот-вот развалится и это будет знаком для Машиаха начать военные действия? Разве не ты? Или что Всемогущий отметил тебя еще в Берлине и теперь привел сюда, чтобы ты исполнил Его волю?