Темно стало в третий день:
два солнца померкли,
оба багряные столпа погасли,
а с ними молодые месяцы,
Олег и Святослав, тьмою покрылись
На реке Каяле тьма свет покрыла.
По Русской земле помчались половцы,
Как гепардово гніздо.
Потом они, в степях бескрайних скрылись,
как будто в море погрузились,
И великое буйство подали хинови!
Уж сменилась хула на хвалу,
обернулась неволя на волю.
Вот и диво спустилось на землю:
это готские красные девы
запевают у синего моря,
звенят русским золотом,
славят время Бусово,
жаждут мести за Шарукана.
И мы, дружина, жаждем веселия!»
Тогда великий Святослав
произнес золотое слово,
со слезами смешанное,
и сказал:
«О, дети мои,
Игорь и Всеволод!
Рано вы начали Половецкую землю мечами губить,
а себе славы искать.
Но без чести одолели,
без чести и кровь язычников пролили.
Ваши храбрые сердца
из стали булатной кованы,
а в буйстве закалены.
Что же вы сделали моей серебряной седине?
А уже не вижу властью сильного,
и богатого, с огромным войском,
брата моего Ярослава,
с черниговскими былями:
с могутами,
и с татранами,
и с шельбирами,
и с топчаками,
и с ревугами,
и с ольберами.
Те без щитов
с засапожниками,
кликом полки побеждали,
звеня прадедовой славою!
Но вы сказали: «Поборемся сами!
И старую славу сами похитим,
и новую сами поделим!»
А дивно ли, братья, старому помолодеть?
Когда сокол в силах бывает
высоко птиц побивает,
не даст своего гнезда в обиду.
Беда в том, что князья мне не помощники.
В ничто годины эти обратили.
Это в Римах кричат под саблями половецкими,
а Владимир израненный,
горе и печаль сыну Глебову!
Великий князь, Всеволод!
Не мысленно тебе
прилететь бы издалеча
отчего золотого стола поберечь!
Ты можешь Волгу веслами расплескать,
а Дон шлемами вычерпать!
Если бы ты был,
была бы чага по ногате,
а пленники по резане.
Ты можешь также и посуху
ударить живыми «ширширами»
удалыми сынами Глебовыми!
Ты, буй Рюрик и Давыд!
Не ваши ли воины
золочеными шлемами в крови плавают?
Не ваша ли храбрая дружина
ревёт, как туры раненые,
саблями калёными
в поле далеком?
Вступите, господа,
в золотые стремена,
за обиду сего времени,
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
храброго Святославича!
Галицкий Осмомысл, Ярослав!
Высоко сидишь на своем златокованом троне!
Подпер горы угорские своими полками железными,
заступив королю его путь,
затворив ворота Дунаю,
временем ловко туда и обратно играешь,
суды судишь до Дуная.
Грозы твои по землям текут,
отворяешь ворота Киеву,
стреляешь с отчего золотого стола
к султанам за землями.
Стреляй, господин, Кончака,
кочевника некрещённого,
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
храброго Святославича!
А ты, буй Роман и Мстислав!
Храбрая мысль носит вас! И ум свой в дело!
Высоко ты на дело летаешь (Роман),
как сокол тот в воздухе носишься,
желая птицу в буйстве одолеть.
Есть у вас и «железные панцири» (воины),
Под шлемами латинскими.
От них дрогнула земля и многие страны:
Хинова, Литва, Ятвяги и Деремела.
И половцы копья свои побросали,
а головы свои посклоняли
под ваши мечи! Под булатные!
Но поздно, князь!
Игорю померкнул солнца свет
и дерево не от добра листву обронило.
По Роси и по Суле
города поделили,
а Игорева храброго войска не воскресить!
Дон тебя, князь, кличет
и зовет князей на победу!
Ольговичи, отважные князья,
созрели на брань!
Ингварь и Всеволод!,
и все три Мстиславича!
Прекрасного гнезда шестикрыльцы!
Иль вы не в битвах власть свою добываете?
Где ж ваши золотые шлемы
и копья польские, и щиты?
Загородите Полю ворота
своими острыми стрелами
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
храброго Святославича!
Уже и Сула не течёт серебряными струями
к городу Переяславлю,
и Двина болотом льётся,
оным грозным Полочаном.
Все под кликами поганых.
Один Изяслав,
сын Васильков,
позвонил своими острыми мечами
о шлемы литовские,
приласкал славу деду своему Всеславу,
а сам под красными щитами,
на кровавой траве,
обласкан был литовскими мечами.
И на смертном одре, с женою прощаясь, сказал:
«Дружину твою, князь, птиц крылья прикроют,
а звери кровь оближут».
И не было тут брата, Брячислава,
и ни другого Всеволода.
Один изронил жемчужную душу
из храброго тела через златое ожерелье.
Уныли голоса, поникло веселие,
трубы трубят городенские.
Ярослав и все внуки Всеслава!
Опустите стяги свои!
Вложите мечи свои на битву поднятые,
уже выскочите из дедовой славы!
Вы же своими крамолами
стали поганых наваживать
на землю Русскую,
на добро Всеславлево.
С раздоров тех сталось насилие
от земли Половецкой!»
На седьмом веке Трояни
бросил Всеслав жребий о девице желанной:
подперся хитростями на коней,
и прыгнул к граду Киеву.
Коснулся концом древка копейного
золотого престола киевского
и помчался от них лютым зверем,
в полночи из Белграда, окутавшись синей мглой.
Утром ударил таранами,
взломал ворота Новгороду,
разбивши славу Ярослава.
И прыгнул от них до Немиги с Дудуток.
На Немиге снопы стелют головами,
молотят цепами булатными,
на току жизнь кладут,
веют душу от тела.
Немиги кровавые берега
не благом, как молвят, засеяны
засеяны костьми русских сынов.
Всеслав-князь людей судил,
города князьям рядил,
а сам в ночи волком рыскал.
Из Киева дорыскивал до кур Тмуторокани,
великому Хорсу волком путь перебегал.
Ему в Полоцке позвонят, бывало, заутреню
рано у святой Софии в колокола,
а он в Киеве тот звон слышал.
Вещая душа была в его теле!
Но часто беды претерпевал он.
Ему вещий Боян правдивую припевочку
со смыслом сочинил:
«Ни хитрому, ни ловкому, ни птичке проворной
суда божьего не минуть».