С того вечера Стропило стал угловым.
Легат 1133-го ордена Сципиона второй степени легиона полковник Нукер был этом фактом крайне недоволен, «Кто там у вас во второй когорте замполит, капитан Жемчужный или этот Стропило?» спрашивал он примуса когорты подполковника Фусенко (кличка Кобёр, в своих сверкающих на солнце очках и с палочно прямой спиной он и впрямь напоминал самца кобры).
Поэтому на склоне августа 1968 г. оба славных римлянина отправили Стропило (и ещё девять командировочных) от греха подальше служить Империи на дальний германский лимес, в разложившийся западнославянский гарнизон на краю капиталистической Пустыни Тартари.
На краю пустыни Стропило, оказавшийся в роли римского легионера и цивилизатора, от скуки и отвращения практиковал медитационную технику, распространенную среди местных варваров. Они определяли её как способность всегда, везде и при любых обстоятельствах «изображать мёртвого жука»[13].
На краю пустыни Стропило, оказавшийся в роли римского легионера и цивилизатора, от скуки и отвращения практиковал медитационную технику, распространенную среди местных варваров. Они определяли её как способность всегда, везде и при любых обстоятельствах «изображать мёртвого жука»[13].
Благодаря этому, Стропило выжил как среди восточных, так и среди западных славян, а когда живым, но контуженным в голову, вернулся наконец в родную ракетную бригаду, то встретил там племя младое, незнакомое, похожее на инопланетян и переходившее на двухлетний срок службы.
Укрывшись от суеты мира в пожарной центурии, Стропило вывесил на своём продавленном ложе табличку «по тревоге не кантовать, выносить вместе с койкой» и перешел на положение ветерана.
Так он дожил до Пришествия Дембеля нашего, посетившего сию обитель в 1969 году, но кроме тех, кого он непосредственно посетил, никем не замеченного. Как это и бывает всегда с явлением Божьим.
В пожарной центурии Стропило непрерывно писал. Что Бог на душу положит. Но душа была каменной.
Здесь кончается сага о Вовке, пусть будет ему земля натёртым до блеска котовых яиц паркетом.
IV. Скрибер
Тристан рыдает
В расщелине у драгоценных плит:
«О, для того-ль Изольды сердце
Лежало на моей груди,
Чтобы она»
И смолкло все. Как лепка рук умелых, Тристан в расщелине лежит
Поэт кричит, окаменев.
Ну, где он, Тристан? Прах.
Изольды костяк? Пыль.
Героя несёт в гитанах
Больной мочевой пузырь.
Сизиф? Тот ещё жив.
За камнем пошёл вниз
Творить свой дурацкий миф.
Т.е. чей-то каприз.
Дитя
Поэт дитя и ему нужна похвала взрослых.
Конечно, поэта можно не только гладить по голове, но и бить по ней. Но, что бы там ни было, поэту необходимо внимание, а в какой форме, хвалы или хулы, это уже не важно.
«Взрослый» для поэта это любой, кто читает его стихи. И поэт ждет, когда «взрослый» кончит читать и что-нибудь скажет. Или, еще лучше, напишет.
Так Мандельштам ждал слов Сальери-Рудакова и тот снисходил, и то ругал, то похваливал.
Так Мандельштам наскакивал на дирижера Лео Морицевича Гинзбурга, читая ему стихи и крича: «Так? да? да? да. Так? Вы правы. Так?», а дирижер не знал, что ответить и «жался», заикаясь.
За 8 лет существования в Клубе-81 я удостоился похвал сразу трёх мэтров самиздата и помню их до сего дня. Вот они, согласно расположению мэтров в алфавитном порядке:
Драгомощенко: «Эти стихи защищены!» (о книге стихов «ниже уровня воздуха»)
10
Шестов, Лев (1866, Киев 1938, Париж), русский философ-экзистенциалист. Главный труд Шестова медитативный трактат «Апофеоз беспочвенности».
11
Sein-zum-Tode (нем.) бытие-к-смерти.
12
Имеется в виду категорический императив Канта: sternische Himmel iiber uns und moralische Gesetz in uns «звёздное небо над нами и нравственный закон в нас».
13
dělat mrtvého brouka (чешск.) т. е. играть роль совершенно постороннего, ни к чему не причастной дохлой рыбы.