Дивизия стояла на большом плацу, и тысячи глаз смотрели на генерал-майора, который возвышался на трибуне. Рядом с ним возвышался командир дивизии, а командовал смотром знакомый мне начальник штаба дивизии подполковник Дюжин.
– Товарищ генерал-майор, – голос Дюжина можно было слышать без микрофона, – личный состав гвардейской, краснознаменной учебно-танковой дивизии для прохождения смотра построен.
Выправка подполковника никак не указывала, что начальником штаба дивизии Дюжин стал, продолжив службу после двух лет в танковых войсках, куда его послали после лесотехнического института.
– Дивизия, равняйсь! Смирно! К торжественному маршу. На одного линейного дистанции. Первая рота прямо, остальные напра-во!
Шагооооом арш!!
Первое место на смотре заняла восьмая рота почти полностью укомплектованная из среднеазиатов. Их никак не могли научить маршировать, вытягивая ногу, и тогда кто-то из взводных предложил всем, но обязательно всем, идти, поднимая колено, как в иракской армии. Рота шла не по уставу, но очень синхронно, чем и заслужила благостное отношение начальства.
Сдав форму и облачившись снова в обычные хэбэшки, сержанты под руководством старшины распределяли солдат по нарядам на следующий день.
– Хочешь ко мне в караул? – проходя мимо меня, спросил Салюткин.
– Я дежурным по кухне вместе с Денискиным иду.
– Это же прапорщицкая должность? А что старшина?
– Я за него…
– Зря. Поверь, что зря.
– Не судьба, товарищ лейтенант. В следующий раз.
– Следующего может и не быть, – намекнул непонятно на что лейтенант и отошел.
Утром в роте проводились политзанятия. Командиры взводов и замполит читали написанные сержантами или кем-то из грамотных солдат, конспекты, а сержанты сидели в канцелярии командира роты с тетрадками в ожидании такой же тягомотины.
– Сегодня политзанятий не будет, – начал ротный.
– Можно идти поспать, товарищ старший лейтенант? – невинно спросил Бугаев.
– Нет. Можно послушать. Я сказал, что я вас всех оттрахаю? Так вот, слушайте.
Дальше ротный зачитал пофамильный список сержантского состава роты, по которому выходило, что часть будет разжалована, часть снята с должностей, а кто-то будет отправлен в другие части. Причины были разные, от распухших яиц солдата моего взвода (за что я должен был быть отправлен под трибунал) до пьянки, которая произошла два дня тому назад.
– Я вас всех в Теплый Стан отправлю. Маршировать, – картавил ротный. – Иванцов. Ты почему начштаба дивизии послал?
– Я не посылал. Я же не знал, что это начштаба дивизии.
– Ты в званиях не разбираешься?
– Я на перекладине подтягивался, а кто-то мне сзади по жопе треснул, ну я и сказал…
– Что ты ему сказал?
– Чтобы не трогал меня…
– Ты сказала "отвянь, урод!". Ты это начштабу сказал.
– А если он действительно урод? – тихо пытался возразить Иванцов.
– Вот я тебя и разжалую сразу на два звания…
Иванцов носил погоны младшего сержанта, но был переведен к нам всего несколько дней тому назад, и звание еще не значилось в его документах.
– На два? Так я сразу в гражданские иду. На дембель, товарищ старший лейтенант?
– Рот закрой. Я всех "опущу". Самсонов, Андрейчик, Денискин и
Ханин пойдут в дисбат.
– А я за что? – ошалело смотрел я на ротного, хотя минуту назад слышал бред про распухшие солдатские яйца.
– За неуставные взаимоотношения. Солдат напишет, что я ему скажу.
Понял?
– Командира роты в штаб, – раздался крик дневального через всю казарму.
– Сидите, думайте, что делать пока я в штаб схожу. Потом будете мне объяснительные писать.
Ротный вышел, и мы тут же загалдели. В случайно образовавшейся секундной тишине раздался громкий голос Бугаева.
– Ханин, ты же еврей. Вот и давай, подтверждай национальное умение.