Не снимая шлемофона и держа ленту с остатками патронов в руке, я подходил к наблюдательной вышке.
– А говоришь, что "предохранитель перегорел", – передразнил меня комбат, выходя навстречу.
– Он и перегорел. Механик меняет, – показал я рукой на машину, где механик влезал в люк наводчика.
– А как же ты стрелял? – поднял брови майор.
– Вручную… Рукой прижал и на гашетку…
– Вручную? И так прицельно? Ну, ты даешь, Ханин. Баню ты точно заслужил. Ротный, сегодня третий взвод возвращается в часть. Взвод отправить в баню. Скажешь, что мой приказ.
– Есть, – махнул рукой к фуражке старлей.
Я отошел к солдатам, перед которыми стояли два командира взвода.
Салюткин и его верный друг лейтенант Воронов объясняли подчиненным двух взводов то, как они будут вступать с ними в "половые" взаимоотношения в случае малейшего непонимания. Воронов держал в руке самодельные нунчаки – две деревянные палочки, связанные между собой холщовой веревкой. Нунчаки должны были изображать боевое японское оружие, главным специалистом по которым в Советском Союзе считался Брюс Ли по демонстрируемым в видеосалонах фильмам. Еще в девятом классе такие самопальные нунчаки, которые я вырезал на станке после урока труда, меня спасли от приставания солдат стройбата, копавших траншею для кабелей на нашей улице. Нунчаки я носил на боку за поясом и, когда передо мной появился непонятной для меня национальности парень в армейской форме, сделал шаг назад и отказался отдавать имевшуюся в наличии мелочь. На мои возражения, встал еще один солдат, и тогда я достал нунчаки. Я не выпендривался, как это делали мальчишки, вытаскивая ножи или кастеты, я не пытался сделать сложные, отрабатываемые неделями упражнения. Я крутил только переднюю и заднюю "восьмерки", но этого было достаточно, чтобы пройти между стройбатовцами, даже не рискнувшими двинуться навстречу этому, запрещенному уже в то время к свободному ношению, холодному оружию.
Нунчаки, которые держал в руке Воронов, я уже видел в роте у рядового Ли, выпиливавшего их для лейтенанта.
– Ли, нунчаки же короткие, – сказал я ему, примерив длину палочки. – Работать будет неудобно.
– А лейтенант все равно ничего в этом не понимает. Сказал, раз ты кореец, значит должен знать, как сделать. Я сделал. Из чего было – из того и сделал.
– Из ножек стула?
– Ага, из них.
– Лейтенант-то безголовый, кому-нибудь треснет и…
– Мне приказали – я выполнил приказ, товарищ сержант.
– Это верно…
Воронин крутить нунчаки действительно не умел. Неуклюжая
"восьмерка" на вытянутой руке демонстрировала о знаниях, полученных скорее по голливудским фильмам, чем на тренировке.
– А кто меня не будет слушать, тот получит вот этим по своей дурной башке. Или по заднице, – и лейтенант хлопнул стоящего рядом солдата несильно по ягодицам.
– Ой, – отскочил, подыгрывая ему, солдат. – Больно же, товарищ лейтенант.
– А будет еще хуже, – пообещал Воронин, размахивая в стороны нунчаками.
– Товарищ лейтенант, – подошел я поближе, – разрешите посмотреть?
– Смотри, – продолжая крутить в руке "восьмерку", время от времени прерывая ее рывками в сторону, улыбался гордый взводный. -
Видел такие?
– Такие еще нет, – протянул я руку.
Взводный прекратил крутить нунчаки и, чуть подумав, протянул их мне.
– Оцени.
Я подкинул нунчаки чуть вверх, перехватил вторую палочку, сделал несколько движений "передней восьмерки", перехватил другую сторону, нунчаки пошли "восьмеркой", закрывая меня сзади. Я пропустил палочку под рукой, поймав вновь первую палочку оружия над плечом, и отправил их вниз через другое плечо, а затем двойной петлей вокруг пояса. В свете фонаря нунчаки двигались быстро, и я знал, что они выглядят устрашающе, то появляясь, то исчезая на свету.