Что это означало для молодого механика, я понимал, но желания его жалеть не было – глаз понемногу заплывал, несмотря на то, что я тут же начал растирать место удара, не поднимаясь с земли. Я смотрел на дверь десантного отделения и думал, где достать винты, когда створки
БМП начали открываться и оттуда вылезло человек шесть солдат моего взвода.
– А вы чего тут делали, бойцы?
– Спали… – признался один из солдат.
– Выспались?
– Все болит…
– Значит за дело…
– А вам тоже за дело? – прищурил глаз один из солдат.
– Вроде того… Машину помыть, раз уж попались. И соседнюю заодно. Да, кстати, нашедший шесть винтов для болтов, получит увольнительную.
– Брось, Сань, – сказал механик. – Найду я. Рожу потри, а то фонарь засветит.
Синяк проявился фиолетовым цветом.
– Ханин, ты с кем подрался? – встретил меня ротный около вышки.
Желтые Жигули стояли поодаль, что означало и наличие на директрисе замполита.
– С БМП, кусачая попалась.
– А фамилия БМП какая? – пытался дознаться ротный.
– Триста первая.
– Шутник, блин.
– Серьезно. Никогда не думал, что такое произойти может, но…
– Я с тобой потом разберусь.
К нам подошел командир батальона, приехавший на полигон проверить, как идут стрельбы.
– Ханин, на БМП упал? – бодро спросил он.
– На нее, родимую.
– Если у тебя кто из солдат на нее же упал – получишь десять суток губы. Ясно?
– С удовольствием, – отреагировал я.
– Почему же так?
– Отоспаться дадут, да помоюсь заодно.
– Ты достал со своей баней, – рявкнул ротный.
– А я не про баню, товарищ старший лейтенант, я про устав внутренней службы и заботу командира о личном составе…
– Хватит трындеть. Стрелять из БМП с таким глазом можешь? – спросил комбат.
– Синяк не мешает.
– Тогда: в машину! Мне экипажа для офицерских стрельб не хватает, заодно и тебя проверю.
Я полез в указанную твердой рукой командира БМП, неся в руке пулеметную ленту, которую мне вручил один из стоящих около вышки солдат. Выполнил все так, как сам сутки назад учил солдат: шлемофон к рации, ленту в пулемет, выстрел в орудие и, прижав к горлу микрофоны, прокричал: "Вышка, я третий – к бою готов".
– Вперед, – раздалось в наушниках, и машина дернулась.
Вентилятор вытяжки не справлялся, но я прилип к видоискателю орудия. "Вот она мишень, стоит, родненька", – увидел я в прицельную сетку мишень танка. Палец большой руки сам нажал на копку. Выстрел ушел вперед, и мишень легла. Ручку вниз. Выстрел в ствол. Закрыть.
"Сетка". Второй выстрел положил следующую мишень. Я повернул немного башню и увидел стоящие мишени для стрельбы из пулемета. Прицелился, нажал большим пальцем левой руки на кнопку… ничего последовало. Я нажал снова. Та же реакция. Пулемет молчал. "Неужели не загнал патрон в ствол?" – подумал я, открывая на ходу пулемет. Нет. Капсуль виднелся в стволе, и лента свисала оставшимися сорока девятью патронами. "Предохранитель перегорел", – мелькнуло у меня в голове, и я сжал микрофоны у себя на горле.
– Вышка, я третий. Вышка, я третий.
– Что у тебя, третий? – послышался в наушниках голос комбата.
– У меня предохранитель перегорел, не могу стрелять из пулемета,
– прокричал я под шум ревущей машины.
– Ну и катись так… – буркнул комбат в наушниках.
"Ага, щас", – подумал я и положил руку на пулемет. Если оттянуть зажим, то можно вручную нажать на верхнюю гашетку пулемета, и я посмотрел в видоискатель. Мишени были прямо передо мной, как на ладони. Я поправил направление и нажал пальцем на гашетку. Мишени упали и поднялись вновь. "Ага, есть!" – обрадовался я и повторил процедуру.
– Прекратить стрельбу, – раздалось в шлемофоне. – Разряжай.
– Вышка, я третий, оружие разряжено, – доложил я, разрядив пулемет и проверив отсутствие выстрела в столе орудия.
– Возвращайтесь.