Во время показательных учений я умудрился посадить занозу глубоко под ноготь и, несмотря на то, что она была тут же мной удалена, и кровь я выдавил насколько смог, что-то засело под ногтем и ужасно болело.
– Тебе надо к хирургу, – сказала фельдшер Тамарка, осмотрев палец.
– Том, а когда он будет?
– Завтра должен прийти. Я тебя запишу. Не опаздывай.
На следующий день я сидел в кресле перед капитаном, облаченным в белый халат.
– На что жалуемся, сержант?
– На жизнь, товарищ капитан. Но болит палец. Была заноза, вроде прочистил, как мог…
– Посмотрим, посмотрим, – спокойно и уверенно произнес хирург. Давай сюда руку.
Не долго думая, он достал хирургические ножницы с тупыми, закругленными концами и хватил здоровый кусок ногтя. Кровь пошла из пальца. Я дернулся от боли.
– Терпи, казак, атаманом будешь, – пошутил врач по-детски.
– Так палец-то живой…
– Ну, будет мертвым. Шучу я. Панариций у тебя под ногтем.
– И чего будем делать?
– Я его попробую выдавить, чтобы ноготь не рвать. А можно отрезать… вместе с пальцем… по самые уши. Но начнем с первого.
Потерпишь?
– Постараюсь…
Капитан резанул ноготь еще раз и сильно надавил на палец. Правой рукой я резко перехватил левую и прижал ее к ноге, чтобы не дернуть лишний раз. Кровь текла ровной струйкой.
– Ну? Как? – спросил я, скорчив гримасу, капитана.
– Надеюсь, что выдавил. Если "головка" осталась, то придется резать.
Через день разбуженная точка болела еще сильнее. И я снова сидел перед очами хирурга.
– Придется резать. Держи направление. Завтра утром к девяти ты у меня в санбате. Понял? Знаешь где?
– Знаю.
– Ну, не опаздывай, а то у меня еще две плановые операции.
– У нас присяга, а ты в санбат? – кричал ротный, узнав, что я ухожу утром.
– Так во взводе два сержанта еще…
– Это сержанты? Один сам еще дух. Его солдаты посылают, а второго комполка приказал на стрельбище отправить. Он у тебя только значиться будет.
– Ну, чего я могу поделать, товарищ старший лейтенант? К обеду, наверное, вернусь…
– Как же, вернешься ты!!
Ротный распылялся, я решил молча выслушать его тираду. Спорить с новым ротным было бессмысленно, а остановить меня он не мог. Минут через десять, дослушав его пламенную речь, я вышел из канцелярии и постарался не появляться на глазах у недовольного командира до конца дня.
Утром, к девяти, я пришел в санбат. Санитарный батальон представлял собой огороженное высоким забором с огромными, украшенными красными звездами зелеными воротами, двухэтажное здание из белого кирпича. По всей территории санбата были разбиты клумбы с цветами, и прекрасные кусты создавали тень вокруг скамеек в разных уголках этого живописного сада. Дорожки были посыпаны мелким гравием. Вид территории наглядно демонстрировал, что армия делает все возможное, чтобы солдат скорее поправился и вернулся в строй. На проходной, около будки дежурного стоял солдат и размешивал зеленую краску в железном ведре.
– Лучше мешать, твою мать! Лучше, я говорю, – голос, идущий из-за забора, показался мне до боли знакомым. – Ты растворитель взял? Нет?
А чего ты тогда мешаешь, урод?!
– Вы сами приказали, товарищ майор.
– Ты совсем дебил? Умом не вышел? Краску, блин, мешать не умеет.
Стой тут, а то я тебя там… Я сам принесу растворитель.
Я вошел в будку и увидел сквозь стекло второй двери удаляющегося майора Шандыбина. Я понятия не имел, что бывшего командира первого мотострелкового батальона, который не без моей помощи потерял эту должность, получив строгий выговор по партийной линии и не получив очередного звания подполковника, был переведен в санитарный батальон.