Пер Гюнт
Ах, черт возьми!
Бегриффенфельдт
Не сокрушайтесь, царь,
все старое казалось новым встарь
Я вам продемонстрировать могу
«Сам по себе», пожалуйста, вперед.
(Мрачному субъекту.)
Ну, добрый день, не бойся нас, Гугу,
скажи нам, мальчик, что тебя гнетет?
Гугу
Страшно думать, что народ
безъязыким в гроб сойдет.
(Перу Гюнту.)
Выслушай меня, чужак!
Пер Гюнт
(кланяется)
Ради Бога!
Гугу
Значит, так!
Малабар лежит в долине,
на востоке от пустыни.
Португальцы, и голландцы,
и другие чужестранцы
шли на Малабар войной,
так что житель коренной
под влияньем войн и книг
исковеркал свой язык.
Нет в помине дней далеких,
когда в зарослях высоких
и в долине плодородной
жил орангутан свободный
независим и один,
человек и гражданин.
Жил он вольно в эту пору,
дрался, рыл в пещерах норы,
и его родной язык
был могуч, богат и дик,
но на всем оставил знак
четырехсотлетний мрак.
Ночь над миром воцарилась,
обезьяна в лес забилась,
и какой-то новый ум
заявил, что гам и шум
не охватят высших дум
и что сила только в слове.
Это ж гнет для всех сословий!
Португальцу и голландцу,
азиату, африканцу
силой навязали речь!
И теперь мой долг беречь
то исконно обезьянье
первобытное ворчанье;
в этой музыке народной
вопль страданья, крик голодный.
Но никто во всей округе
не поймет моей заслуги!
Одинок я в деле этом,
помоги мне хоть советом!
Пер Гюнт
(про себя)
Раз решил с волками жить,
научись по-волчьи выть.
(Вслух.)
(Вслух.)
Близ пустыни марокканской
есть огромный старый куст,
и на нем устроил дом
целый род орангутанский.
Я из их почтенных уст
не слыхал ни слов, ни песен.
Труд ваш очень интересен,
но в отечестве своем,
как известно, нет пророка.
Эмигрируйте в Марокко!
Гугу
Вот спасибо, что помог!
Завтра снаряжаться стану.
(Делает многозначительный жест.)
Пусть отверг меня восток
есть в Марокко обезьяны.
(Уходит.)
Бегриффенфельдт
Он сам? Каков он есть? Конечно, да.
Ничем другим он не был никогда.
Он не в себе и потому он сам.
Не правда ли, он интересен вам?
А вот феллах. Он признан умным мужем
с тех самых пор, как с разумом мы дружим.
(Феллаху, таскающему на спине мумию.)
Великий Апис
Феллах
(дико глядя на Пера Гюнта)
Я ведь фараон?
Пер Гюнт
(прячась за спину директора)
Сказать по правде, я не посвящен
в детали вашей жизни, извините.
Но все-таки манеры, внешность, тон
Феллах
Ты тоже врешь!
Бегриффенфельдт
Прошу вас, объясните!
Феллах
Ну что ж! Ты видишь эту ношу?
Я никогда ее не брошу,
хотя она мертва давно
и вряд ли сохранилась запись
об имени Но это Апис.
Им много стран покорено,
он был строитель пирамид,
он многих сфинксов изваял
и Турцию завоевал,
как наш директор говорит.
В Египте неспроста людьми
он чтится наравне с богами:
священный бык стоит во храме.
Но Апис это я, пойми!
Оно звучит довольно странно,
но нет в моих словах обмана,
ты все поймешь. Однажды царь
со свитой на охоте был.
Он много ел и много пил.
Перегрузившись не на шутку,
он удалился на минутку
на поле, где стоял алтарь,
моим сооруженный дедом,
мне каждый куст в том поле ведом:
тот изобильный чернозем,
что унавожен фараоном,
вскормил меня своим зерном.
А вот мой лоб на месте оном
незримые рога торчат,
и все же люди не хотят
признать в согласии с законом
бессмертие мое в веках
для них я попросту феллах.
Я верю мудрости твоей.
О, объясни мне без обмана,
скажи, когда в глазах людей
великим Аписом я стану?
Пер Гюнт
Вам надо сфинкса изваять,
потом настроить пирамид
и Турцию завоевать,
как ваш директор говорит.
Феллах
Очаровательная ложь!
Феллах! Ничтожнейшая вошь,
бессильный даже против мыши,
живущей у него под крышей!
Найди такое волшебство,
чтоб сделаться великим мне,
вполне похожим на того,
кого ношу я на спине.
Пер Гюнт
На шею вам нужна петля,
повесьтесь и всему конец:
когда поглотит нас земля,
феллах и Апис все мертвец.
Феллах
Веревку мне! Пусть смерть берет
меня мешок костей и кожи.
Сперва мы будем не похожи,
но время разницу сотрет.
(Отходит в сторону, собираясь повеситься.)
Бегриффенфельдт
Вы знали ум такой, как этот?
И личность, и порыв, и метод!
Пер Гюнт
Но он и впрямь повесится! Спасите!
Я нездоров И мысли все вразброд
Бегриффенфельдт
О, это преходящее. Пройдет.
Пер Гюнт
Что? Преходящее? Мне надо выйти!
Бегриффенфельдт
(удерживая его)
Вы сумасшедший?
Пер Гюнт
Господи! За что ты?
Переполох. Сквозь толпу пробирается министр
Гуссейн.
Гуссейн
Что? Прибыл царь? Я ждал его давно.
(Перу Гюнту.)
Ведь это вы?
Пер Гюнт
(в отчаянии)
Так было решено.
Гуссейн
Угодно ль подписать вот эти ноты?
Пер Гюнт
(рвет на себе волосы)
Осталось примириться и вздохнуть.
Гуссейн
Извольте поскорее обмакнуть
меня в чернила,
(низко кланяется)
я пером вам буду!
Пер Гюнт
(низко кланяется)
я пером вам буду!
Пер Гюнт
(кланяется еще ниже)
А я пергаментом! Такому чуду
поверите ли? Вензель мне на грудь
поставьте и виньетку поперек!
Гуссейн
Я перо, а вы пергамент.
Только глупый наш парламент
суть мою не понимает
и песочницей считает:
дескать, сыплется песок
из меня
Пер Гюнт
А я, дружок,
неисписанный листок.
На мне никто не написал ни слова.
Гуссейн
Ах, до чего же люди бестолковы!
Они перо посыпали песком!
Пер Гюнт
Я был чудесной книгой с корешком,
с серебряной застежкой, в переплете,
но опечатку вы во мне найдете:
мудрец поименован дураком.