Да, конечно, сказал он, нахмурившись. Конечно. Но я надеюсь, у вас все наладится. Желаю вам всего наилучшего, Рейчел.
Она удивилась тому, как задушевно прозвучало ее имя. В его глазах читалась нежность; Рейчел с некоторой досадой осознала, что находит его привлекательным и что она упустила момент, когда надо было признать это.
Значит, Канада? произнесла она.
Еще один негромкий смешок.
Канада.
Они распрощались.
Целый месяц после одиннадцатого сентября она вычищала сажу и пепел из своей квартиры в полуподвальном этаже дома на Вэйверли-плейс в Гринвич-Виллидж, откуда было рукой подать до большинства разбросанных по городу корпусов Нью-Йоркского университета. В день атаки на башни подоконники в квартире покрылись толстым слоем пыли, состоявшей из волос, осколков костей и обрывков тканей. Пыль оседала мягко, как свежий снег. В воздухе пахло гарью. Рейчел решила пройти к башням, но дошла только до пункта скорой помощи больницы Святого Винсента, где рядами стояли каталки, так и не дождавшиеся раненых. В следующие дни на стенах и на ограде больницы стали вывешивать фотографии с вопросом: «Вы не видели этого человека?»
Да, конечно, сказал он, нахмурившись. Конечно. Но я надеюсь, у вас все наладится. Желаю вам всего наилучшего, Рейчел.
Она удивилась тому, как задушевно прозвучало ее имя. В его глазах читалась нежность; Рейчел с некоторой досадой осознала, что находит его привлекательным и что она упустила момент, когда надо было признать это.
Значит, Канада? произнесла она.
Еще один негромкий смешок.
Канада.
Они распрощались.
Целый месяц после одиннадцатого сентября она вычищала сажу и пепел из своей квартиры в полуподвальном этаже дома на Вэйверли-плейс в Гринвич-Виллидж, откуда было рукой подать до большинства разбросанных по городу корпусов Нью-Йоркского университета. В день атаки на башни подоконники в квартире покрылись толстым слоем пыли, состоявшей из волос, осколков костей и обрывков тканей. Пыль оседала мягко, как свежий снег. В воздухе пахло гарью. Рейчел решила пройти к башням, но дошла только до пункта скорой помощи больницы Святого Винсента, где рядами стояли каталки, так и не дождавшиеся раненых. В следующие дни на стенах и на ограде больницы стали вывешивать фотографии с вопросом: «Вы не видели этого человека?»
Нет, она не видела. И теперь уже не увидит.
Вокруг нее были сплошные потери, несопоставимые с тем, что сама Рейчел испытала за всю жизнь. Повсюду она видела горе, безответные молитвы и фундаментальный хаос, принимавший вид всевозможных аномалий сексуальных, эмоциональных, психологических, моральных и быстро ставший лейтмотивом общения и нитью, связующей всех.
«Мы все потеряны», подумала Рейчел и твердо решила как можно крепче забинтовать собственную рану и больше не копаться в ней.
Той осенью она наткнулась в записных книжках матери на две фразы, которые затем неделями повторяла про себя, как заклинание, каждый вечер перед сном:
«Джеймс не был предназначен для нас, писала Элизабет. А мы для него».
2
Молния
Первый приступ паники случился осенью 2001 года, сразу после Дня благодарения. Она шла по Кристофер-стрит и поравнялась с женщиной ее возраста, сидевшей на черной каменной приступке перед входом в кооперативный дом. Женщина плакала, закрыв лицо руками. В те дни в Нью-Йорке такое случалось часто. Люди плакали в парках, в поездах и собственных ванных: одни молча, другие громко, навзрыд. И все же Рейчел не смогла пройти мимо.
Вам плохо? Рейчел коснулась плеча женщины.
Та отшатнулась:
Что вам надо?
Просто хотела убедиться, что у вас все в порядке.
У меня все хорошо. Лицо женщины было сухим. Она курила сигарету, чего Рейчел поначалу не заметила. А у вас?
Да, конечно, сказала Рейчел. Я просто
Женщина протянула ей несколько бумажных салфеток:
Это нормально. Вытрите лицо.
У самой женщины даже глаза не были заплаканными. Она вовсе не закрывала лицо просто курила.
Взяв салфетки, Рейчел почувствовала, что слезы обильно текут по ее лицу и капают с подбородка.
Все нормально, повторила женщина.
Но взгляд, обращенный на Рейчел, говорил о том, что у нее не все нормально, даже напротив, все совсем ненормально. Наконец женщина отвела глаза от Рейчел, словно больше не могла выносить это зрелище.
Пробормотав слова благодарности, Рейчел поплелась прочь. На углу Кристофер-стрит и Вихокен-стрит красный фургон ждал зеленого сигнала. Водитель уставился на Рейчел светлыми глазами и улыбнулся ей, обнажив пожелтевшие от никотина зубы. Теперь по ее лицу текли не только слезы, но и пот. В горле застрял ком. Она чем-то подавилась, хотя ничего не ела этим утром. И не могла дышать. Черт побери, она просто не могла дышать! Горло не хотело пропускать воздух. Рот не хотел открываться. Она поняла, что ей обязательно надо открыть рот.
Водитель вышел из кабины. Он подошел к ней: бледные глаза, бледное лицо с ожесточенным выражением, рыжеватые волосы, плотно прилегающие к черепу. И когда он подошел, оказалось
Что он черный. И довольно полный. А зубы не желтые. Белые, как бумага. Он опустился на колени рядом с Рейчел (когда это она успела сесть на тротуар?), испуганно глядя на нее карими глазами: