И вы отрицаете любую мораль? решила добавить вопрос Элли. Ну почему Напротив, признаю за каждым свою. То есть на деле все же отрицаете ее как нечто объективно истинное? азартно вопросил Беркли. Ну, в таком виде, безусловно. Хорошо, ну ты мне тогда предскажи, вмешался уже осоловевший Лаферье, который в течение всего разговора почти без пауз наливал и пил бокал за бокалом, чего нам ждать-то? Вот пришел Эври, обещает всех пересажать А я так скажу, что встретит он сопротивление всей системы. И либо поумнеет, либо она его сломает.
И что же вероятнее? спросил Беркли, я вот хочу заключить с кем-нибудь пари. На ящик хорошего ликера Увольте через месяц, много полтора станет окончательно ясно, насколько он упертый вот тогда я и скажу вам, какого результата ждать. Значит вы все же стоите на убеждении, что политика движется строго по правилам? И все зависит от мастерства игроков? Не всегда, кстати. Только между равными мастерами. В тех же шахматах начала стандартизированы, и будь ты трижды гений, если против тебя выставят сицилианскую защиту, то ты обречен. Есть мнение, отвлеченным голосом сообщил Беркли, что жизнь тем и отличается от шахмат, что в ней правила можно нарушать. Например, взять коня и шагнуть не углом, а вмазать противнику в висок. Что-то вы на это скажете?
В политике, ответил Трэвис с небольшой долей раздражения, подобные шаги не ведут ни к чему хорошему. Можно один раз нарушить правила, но потом на тебя обрушатся все игроки, вся система, стремящаяся сохранить свое равновесие. Такие были, и все они заканчивали быстро Это верно! горячо поддержал Беркли, иной раз вместе с доской!
Простите, я не очень уловил вашу метафору, без выражения ответил Трэвис. А, это старая математическая шутка. Если допустить в уме, что может быть абсолютный нуль, а не бесконечно малая величина, то мир мгновенно перестанет быть, ибо тогда он окажется пустым. Ведь самое малое число состоит из бесконечного числа бесконечно малых чисел. Поэтому-то если встать на голову, иной раз видишь, что на самом деле стоял на голове все время до этого. Что-то вы странное такое говорите, профессор, нервно ответила Иллария, и Элли показалось, что она выглядит испуганно мадам Лаферье ищущим взглядом посмотрела на мужа, словно что-то безмолвно у него спрашивая. Тот, однако, промолчал был занят очередным бокалом. Спасибо, профессор, за такой интересный факт, Полидор с вежливой и сладкой улыбкой кивнул Беркли. Благодарю, только это не факт, а шутка.
Полидор покраснел и тревожно посмотрел на родителей.
Что ж, Трэвис сел в кресле, было крайне приятно побеседовать, месье Гроссини, мадемуазель Крейтон, желаю всех благ и заклинаю, поменьше эмоций, побольше трезвого взгляда. Не раз потом пригодится. Кхм, профессор, вы как всегда, остроумны, руководитель аппарата улыбнулся, однако без какой-либо теплоты во взгляде, ну а мне пора: работы, к сожалению, всегда больше, чем хотелось бы, поклонившись всем сразу, он ушел. Элли мельком бросила взгляд на сверкающие от блеска ботинки и наглаженные почти до остроты стрелки брюк.
Сама она осталась в какой-то прострации. Мой вам совет, промолвил Беркли, поменьше слушайте выдающихся политиков и их советов, побольше опирайтесь на то, в чем видите истину. Саймон, конечно, знает, чего от жизни хочет, но не он один таков. Эври тоже у меня учился, и он, насколько могу судить, умеет добиваться своего не хуже. Но и своих не бросает. Да Ну, мне, в общем-то, тоже пора. И старичок все той же энергичной развалочкой покинул салон.
Противно как-то, сказала Элли вслух. Антуан лишь кивнул, грустно и задумчиво. На миг захотелось его обнять, но Элли стряхнула эту мысль, и, похлопав Антуана по плечу, отправилась искать Давида. Как бы там ни было, уже пора домой.
Глава 21. Темный Город
Альбина
Альбина проснулась неохотно вчера засиделась допоздна за чтением. Не то чтобы интересно было, но помогало отвлечься а отвлекаться было от чего.
Во-первых, папа Он еще в Америке, и чувствуется недостойная такая радость, что неизбежный взрыв оттягивается. На самом деле, выходило все ужасно и, скорее всего, как только папа вернется из командировки, его тут же огорошат «новостью». А это ужасно. Даже представить нельзя как он это выдержит? Ведь он Лорэйн любит, а они с Алексом последние полторы недели уже даже перестали скрываться, даже от самой Альбины. Тут уже и ума много не надо понять мосты сожжены. На брата вообще смотреть тошно, и уже нет сил сдерживаться в его присутствии. Сначала он просто завидовал популярности. Еще бы. Дура-мышь-бесполезная тварь вдруг стала известнее его, недооцененного гения. Впрочем, его остроты и насмешки теперь почему-то не задевали так, как раньше, не вызывали горечи, обиды, слез, стало как-то все равно, безразлично. Да и сам он какой-то как будто глупый ребенок-переросток. Но вот когда он начал буквально торжествовать, что «надутого попугая» (это он так о родном отце, если что) наконец «макнут в лужу», захотелось ему просто врезать. Ну почему, за что он его так ненавидит? Почему нельзя, чтобы все было просто и хорошо в семье, среди самых близких людей? Почему они должны друг друга непременно ненавидеть?