Лан прошел за человеком в черной одежде внутрь здания, называемого здесь «церковь». Или «церква», как назвал его другой житель. Ни то, ни другое название не находило ассоциаций в родном языке Лана. Что ж, многие понятия попросту прекратили свое существование за триста веков. Скорее всего, в этом здании находился какой-то центр связи. А раз так пластик здесь должен быть.
Лан огляделся вокруг. На стенах и под круглым полушарием потолка изображения. На всех люди, люди, люди. В длинных, красивых одеждах, со странными кольцами вокруг голов. Может, это древние устройства связи ментоны? Когда их изобрели в двадцать девятом или девятнадцатом веке? Да не все ли равно
Что же ты, Никодим Пантелеймонович, и лба не перекрестишь? прервал размышления Лана человек в черном.
Лба? переспросил Лан. «Лоб», «крестить» такие понятия в его лексиконе были. Но в ясную картину предлагаемое действие у него так и не складывалось, и он переспросил: Зачем крестить лоб? Но, поскольку больше его интересовал другой вопрос, он задал и его: Ты нашел пластик?
Что же ты, Никодим Пантелеймонович, и лба не перекрестишь? прервал размышления Лана человек в черном.
Лба? переспросил Лан. «Лоб», «крестить» такие понятия в его лексиконе были. Но в ясную картину предлагаемое действие у него так и не складывалось, и он переспросил: Зачем крестить лоб? Но, поскольку больше его интересовал другой вопрос, он задал и его: Ты нашел пластик?
Псалтырь вот, показал человек в черной одежде темный кирпичик, зажатый в руке. Но зачем он тому, кто в храме не крестится?
Мне не надо креститься. Мне нужен пластик. Для пополнения запасов энергии и самовосстановления. Дай мне его! Лан вытянул руку. Но еще не дотронувшись до цели, понял уже, что это не пластик. Целлюлоза, кожа, прочие органические вещества животного и растительного происхождения. И ни миллиграмма пластмассы!
Это не пластик, сказал Лан, опуская руку.
Да ты никак пьян, Никодим Пантелеймонович? нахмурился человек в черном. Или болен Нельзя так с собой поступать в шестьдесят-то годков. О душе пора думать. О вечном.
«Что он может знать о вечности?» удивился Лан. Впрочем, вечность его сейчас мало интересовала. Энергия расходовалась быстрее, чем он рассчитывал. Тело донора и впрямь оказалось слишком больным и дряхлым. Пластик был необходим срочно! Лан стал вспоминать, где еще в этом веке могла применяться пластмасса? Эх, если бы знать, что его сюда забросит судьба! Всего лишь пару секунд и нужно-то было потратить на закачку нужной информации. И то, на саму закачку куда меньше; основное время ушло бы на поиск и фильтрацию данных. Но сожалеть поздно, надо постараться вспомнить хоть что-то
Но то, что вспоминал Лан, напрочь отсутствовало в лексиконе донора. Телевидение, кибернетика, информатика пусто, пусто, пусто Может, для сельской местности нужны более простые понятия? Например, телефон Опять пусто! А если попроще мобильная связь, связываться, звонить Есть! И «связываться», и «звонить»!
Звонить! почти выкрикнул Лан. У тебя есть то, чем звонить?!
Есть, вздохнул человек в черном. Допился ты, Пантелеймоныч. Как есть, допился!..
Мне не надо пить! взмолился Лан. Пойдем звонить!
Эх, твои бы слова да Богу в уши, снова вздохнул человек. Ну да ладно, звонить так звонить. Это Богу угодно.
Человек поманил за собой Лана, вышел из здания, проследовал к высокой пристройке, зашел внутрь и стал подниматься по лестнице с каменными ступенями. Лан едва поспевал за ним ноги донора едва шевелились, силы буквально таяли. Их едва хватило на то, чтобы подняться все-таки на открытую с четырех сторон площадку, под потолком которой висело пять темных неправильных конусов скорее, параболоидов разных размеров.
Человек в черной одежде взялся за веревки, свешивающиеся из центров параболоидов, и сильно дернул одну из них. Раздался громкий, отдавшийся вибрацией в теле звук. Человек потянул за другую веревку и вызвал еще один звук, более резкий. Потом еще один, еще и еще. От гулкого звона у Лана заложило уши. Но ему уже было все равно. Он видел, что пластика нету и здесь. Только камень стены здания; дерево потолок; растительная органика веревки; и металл звенящие параболоиды.
Лан почувствовал, как очередная вибрация, вызванная звуком самого большого конуса, отозвалась острой болью в груди донора. А потом остановилось сердце. Падая на каменный пол, Лан с грустью успел констатировать: «Мир погибшего пластофора»
* * * * *
Уездный врач, Семен Ильич Ферапонтов, скучал. Ему был откровенно мерзок этот пыльный заштатный городок после великолепия Петербурга. Стоило ли учиться столько лет, тратить силы, нервы и маменькины деньги, чтобы в результате зашивать пьяницам порванные в драках морды и вскрывать чирьи на задницах местных «матрон»?.. Впору и самому спиться.
Хотелось чего-то нового, интересного, необычного. Да где его взять? Впрочем, что там говорил Тимошка?.. Привезли с утра тело покойного помещика. Как его?.. Шашек Сашек Сушик?.. Да-да, именно Сушик! Тимошка еще что-то такое выдал: дескать, сухой весь, под стать фамилии, будто из него все соки выпили. И еще что-то брякнул нелепое мол, крепостные сказывают, якобы видели, как в барина змеюка залезла. Аспид. Желтый аспид. Вот ведь фантазия у нынешних крестьян! А что, крестьяне тоже люди; уж кому и знать о том, как не ему, врачу. Что барин, что крепостной те же печень с селезенкой внутри, тот же, пардон за вульгарите, ливер. Кстати, о ливере и сухости вот уж и впрямь каламбур! Сушика А что, если на самом деле, так сказать, аспид?.. Образно выражаясь, конечно. А если по-простому обычный солитер? Правда, никто бы не смог увидеть, как он в этого Сушика г-мм влезает Но, тем не менее, это версия. А что? Делать-то все равно нечего, проверить разве что?..