Что-то будет, чем-то все окончится?!..
Днем в воскресенье 22 июня уже было известно, что германские войска прорвали фронт, перешли границу, и колонны танков и моторизованной пехоты с артиллерией, после коротких боев, непрерывно двигаются вглубь. А на другой день я уже увидел первых пленных красноармейцев и первых раненых немцев. По слухам, танковые и моторизованные колонны неудержимо, стремительно несутся вперед. 24 июня двинулись и мы. И с этого дня в продолжение почти полумесяца наша колонна была в движении; и днем и ночью мы летели вперед и вперед лишь останавливаясь на пару часов, когда наши боевые части задерживались противником; за это время были только две дневки. И есть, и спать приходилось в машине. В течение трех недель с боями пройдены вся Литва, вся Латвия и мы вступили в Сов.[етскую] Россию, ворвавшись в Псковскую губернию.
Помню первые впечатления по пути из Тильзита на Тауроген. Таких разрушений я еще не видел! Разрушенные бункера, перевернутые и разбитые танки и машины, порванная проволока, обгорелые дома От Таурогена остались одни развалины! Ни одного уцелевшего дома. Груды камней, одиночные трубы, еще дымящиеся остатки
Мои ежедневные записи, как я уже упоминал, погибли в Данциге в 1945 г. Я могу по памяти привести только различные эпизоды, наиболее красочные и интересные. Да и описать все подробно нет никакой возможности.
Молниеносное наступление немцев, взятие ими местечек и городов, часто не обращая никакого внимания на неразбитые, вполне боеспособные красноармейские части, уходившие с пути движения врага в леса и пропускавшие их, придали войне совершенно необычный характер и породили такую партизанщину, бороться с которой немцам [вскоре] оказалось[904] не под силу. Они говорили: «Наша цель скорее вклиниться возможно глубже, поразить, потрясти врага; нужды нет, что по сторонам и в тылу у нас неразбитые его части. Идущие сзади нас пехота с артиллерией прочешут леса и обезвредят; мы же моторизованные войска, должны идти вперед как можно скорее, назад и по сторонам не оглядываясь, тогда скорее будем в Ленинграде и в Москве!..».
Первая моя встреча с моими братьями-соотечественниками была такова. В первые дни нашего вторжения в Литву как-то утром я с об.[ер]-л.[ейтенантом] Меркель и двумя солдатами ехали по лесной дороге, недалеко от шоссе. Вдруг на опушке леса показались одиночные люди. Мы приготовились к встрече. На дорогу вышло 68 красноармейцев с поднятыми вверх руками, некоторые торопливо сбрасывали сапоги и выставляли их перед собою. Мы подъехали, и я выяснил, что они хотят сдаться в плен, что уже три дня скрываются в лесу боятся, что немцы их расстреляют; сапоги они охотно предоставляют немцам, т. к. слышали, что у них нет таких хороших. Вид у красноармейцев был самый жалкий: одежда рваная, а сами они грязные, худые, небритые, напуганные Когда их накормили и напоили, дали папирос, только тогда они, т.[ак]ск.[азать], «отошли» и поуспокоились.
Здесь хочу я сказать несколько слов об отношении немцев к пленным красноармейцам. Всех политических комиссаров, а также явных коммунистов, не скрывавших свою принадлежность к партии, имевших членские карточки-билеты, немцы расстреливали[905]. К остальным относились вполне гуманно, не обижая, а жалея их и помогая в чем могли. Это я говорю про фронтовые, армейские (не «эсэсовские») части[906]. Но чем дальше уходили (эвакуировались) пленные от фронта, тем хуже становилось обращение с ними тыловых частей и учреждений. Побои, издевательства, холод и голод были уделом пленных везде и всегда. Будто умышленно, сами немцы портили себе обстановку, ухудшали свое и без того тяжелое положение, будто намеренно проигрывая войну[907] Несомненно, и тут было наличие «злых сил». Сколько вообще было совершено ими непоправимых ошибок!.. А какие возможности были у них Ну да что говорить об этом здесь нет ни места, ни времени, это тема особого порядка, очень серьезная и очень, к тому же, интересная.
Когда красноармейцам, находившимся на фронте, стало известным как обращаются немцы с пленными, они перестали сдаваться в плен, начали отчаянно сражаться: немец оказался хуже сталинского чекиста!
А там, где только было можно, стали мстить: партизаны не давали немцам покоя ни на минуту; нападения из-за угла, при первой возможности, с применением невероятной жестокости, стали явлением обычным. Я сам, своими глазами видел изуродованный труп связного-мотоциклиста, унт.[ер]-оф.[ицер] Велс, с выколотыми обоими глазами и другими ужасными ранами. Его подстерегли партизаны недалеко от Шавли.
Моей обычной службой были поездки с обер-лейтенантом Меркель для закупок живности. Как это ни странно, и в Литве, и в Латвии население очень часто «отказывалось понимать немцев», и тогда приходилось мне объясняться с ним на русском языке. Для покупки мяса снаряжалась целая экспедиция; прежде всего шла «мясная» автомобиль-грузовая платформа, специально оборудованная для «свежевания» мясных туш. Это было что-то удивительное: чего-чего тут не было, каких только приспособлений не придумано!! Рычаги, колеса, цепи, ножи, топоры и пилы, крюки для подвешивания, баки и ведра, инструменты для чистки и мойки. Вот уж действительно чего только немец не выдумает! Здесь «священнодействовали» два мясника-специалиста.