Вечером майор Шайбе пригласил меня в свою командирскую палатку и за стаканом хорошего французского вина (дивизия была переброшена из Франции и имела большие запасы превосходного вина, шампанского и коньяка) долго расспрашивал меня обо всем: обо мне, о моей службе, о России. С гордостью сообщил мне, что дивизия наша боевая, что долгое время находилась она у ген. Роммеля [до его назначения в Африку][898]. Дал мне много указаний по службе, полезных советов; сказал, что мое постоянное место на походе вторая в голове колонны машина, вместе с офицером-ординарцем.
Майор Шайбе был типичным прусским офицером старых времен; не скрывал своего критического отношения ко всем новшествам и почти презрительно отзывался об С.С. («эсэсовской») армии[899]. В заключение сказал: «Во всем отделе снабжения мы только двое настоящие офицеры, я у кайзера Вильгельма, Вы у царя Николауса, остальные призванные и эрзац!..».
На следующий день началась моя служба. Пока переводчик был не нужен, мне дали разбирать маршрутные карты, подклеивать их; молодые офицеры попросили давать им уроки русского языка вернее, научить правильно выговаривать некоторые фразы: «Я хочу тебя поцеловать», «Я люблю тебя», «Дай мне пива» и т. п. Публика была малосимпатичная; о России и русских не имела ни малейшего представления, боготворила «фюрера», который-де преобразует на свой лад весь мир и, конечно, Россию тоже уничтожит большевиков, которые являются следствие лишь царского режима и безграничного своеволия помещиков, избивавших крепостных кнутами и так далее, все в том же роде
Майора Шайбе они боялись как огня; тянулись перед ним, а мне говорили: «Он офицер еще при Вильгельме». Моим непосредственным начальником являлся обер-лейтенант Меркель, бывший учитель, очень милый человек, только и думающий о своей многочисленной семье.
Питание чинов отдела снабжения было поставлено очень хорошо. И офицеры, и солдаты получали одинаковый паек, горячую пищу из одного котла вкусно, сытно, разнообразно. Штаб отдела питался всегда особо, вместе; постоянно подавались закуски и нередко вино; мое место было рядом с командиром[900].
Уже через несколько дней я освоился и привык к своей новой жизни и службе. Дисциплина и весь внутренний порядок были очень строги; командир весьма требователен и поэтому приходилось всегда быть «начеку», постоянно следить за собою. Командир вставал раньше всех, ложился последним и только тогда, когда заканчивал все, что хотел сделать.
Взаимоотношения между офицером и солдатом были строго регламентированы; резко отличались на службе, при исполнении ее, и вне службы. Помню, как удивлен был я первый раз новой для меня картиной: на походе остановились на отдых в маленьком местечке, обер-лейтенант Меркель, я, старший шофер автобуса-«мясная», унт.[ер]-оф.[ицер]Хартманн, и человек пять солдат вошли в трактир выпить пива. Солдаты, не испросив у о.-л. Меркель разрешения, шумно и весело заняли столик, уселись и заказали пива. К ним присоединился и о.-л. Меркель; и все мы, как равноправные, сидели, ели, пили и весело разговаривали. Но когда офицер обратился по службе с каким-то вопросом к у.[нтер]-о.[фицеру] Хартманну, тот вскочил, вытянулся каблуки вместе, руки по швам, голова поднята выслушал приказание, отчеканил уставное «Яволь, херробер-лейтнант!»[901], сел и снова принялся дуть свое пиво
Ко мне со стороны солдат отношение было всегда очень вежливое, корректное; приветствовали отданием чести, титулуя «херр долметчер»[902]; на походе всегда приносили мне пищу, мыли и чистили мою посуду. В один из первых дней все унтер-офицеры пригласили меня отобедать с ними.
Ко мне со стороны солдат отношение было всегда очень вежливое, корректное; приветствовали отданием чести, титулуя «херр долметчер»[902]; на походе всегда приносили мне пищу, мыли и чистили мою посуду. В один из первых дней все унтер-офицеры пригласили меня отобедать с ними.
Так понемногу шла моя служба в немецкой армии. Как-то по пути на склад, чтобы пригнать себе «штальхелм» (каску) и противогаз, я проезжал мимо Фридланда тех памятных нам мест первого боевого крещения Императорцев весною 1807 года, почти 135 лет тому назад когда батальон наш «за особо-доблестную и отменно храбрую службу на гейльсбергских и фридландских полях» заслужил права старой императорской гвардии Сколько разнообразных мыслей промелькнуло тогда в моей голове, когда я осенял себя крестным знамением, творя молитву за упокой моих Однополчан, павших за Веру, Царя и Отечество
Так прошла неделя. В субботу 21-го июня усиленно заговорили, что завтра рано утром начнутся военные действия против Сов.[етской] России. Вечером стало официально известно, что в 4 часа утра раздастся первый орудийный залп и войска вторгнутся в Сов.[етскую] Литву.
Всю ночь я не смог заснуть ни на минуту. Голова была полна разных дум Еще засветло я оделся и вышел в сад. Было темно, тихо, привычное ухо охотника улавливало лишь ночные шорохи. В 4 часа все тихо В 4:20[903] я услышал отдаленный гул, как бы раскаты грома, а через несколько минут уже ясно, отчетливо гремели пушки и порою слышались пулеметные очереди. Надо мною пролетали отряды аэропланов, направляясь на северо-восток