Она поздоровалась, Борис молча кивнул, а старик никак не отреагировал, встал, что-то сказал по-татарски Борису и молча вышел.
Садись, дорогая Аннушка, угощайся, не сердись на хозяина, у них свои порядки, согласно им, не пристало женщине сидеть за одним столом с мужчинами, но отказать он мне не может, поэтому решил оставить нас наедине.
Аня не заставила себя долго упрашивать, присела к столу и молча накинулась на еду. После госпитальной кухни и долгой дороги накрытый дастархан одним своим видом вызывал дикое желание съесть все и сразу.
Ну, давай, рассказывай, наконец через время обратилась она к Борьке.
Ты прожуй сначала. Это я тебя буду спрашивать, хмыкнул он. Совсем одичала в своем госпитале. Не спеши, не отберут.
Анька демонстративно отодвинула тарелку:
Хватит, пожалуй.
Что у меня дома случилось? спросил сразу он.
А ты что, вообще ничего не знаешь? удивилась она.
Ты можешь объяснить?
Из его наводящих вопросов стало понятно, что Боря вообще ничего не знает о судьбе своей семьи: почему и за что, за какие именно дела расстреляли отца и брата.
Когда Аня рассказала все, что знала, он надолго погрузился в угрюмое молчание и будто бы окаменел.
Сдали, суки узнаю кто убью
Что сдали-то? удивилась Аня. Ну крутил твой папаша гешефты, мутил что-то из армии налево, вся Молдаванка знала. Но чтоб так зачистили удивительно Сильно надо было навредить. Ты сам хоть знаешь, что это могло быть?
Но Боря не отвечал на вопросы Ани, не реагировал ни на старика-хозяина, который несколько раз заглядывал в комнату, ни на женщин, что прибрали стол и принесли новую порцию чая.
Аня поняла сейчас его лучше не трогать, надо просто ждать.
В ожидании она, осоловев от жирной еды, задремала на подушках, валявшихся здесь повсюду.
Разбудил ее Борис. В руках у него было два стакана, оба почти полные:
Помянем моих, не то попросил, не то приказал он.
Аня хотела что-то сказать или спросить, но он пресек эту попытку властным: Молча!
Что было в стаканах крепчайший самогон или слабо разбавленный спирт, непонятно. Аня задохнулась и закашлялась. Борис подал ей воды и скомандовал:
А теперь спать. Все разговоры завтра. Тебе приготовили комнату. Можно не запираться, никто не войдет А впрочем как хочешь. Здесь спокойно.
Развернулся и ушел в глубь дома.
Тут же появились две женщины и отвели уже плохо стоящую на ногах Аню в комнату на женской половине.
Она в изнеможении рухнула на постель. Заснула моментально, не раздеваясь, ей было не до того.
Не судьба
Женька выскочила из трамвая и влетела в Еврейскую больницу. Здесь уже лет сорок наводила священный ужас на все родовспомогательное отделение ее свекровь Елена Фердинандовна Гордеева.
Задыхаясь, Женька рухнула на стул возле ее стерильно белого стола с тремя аккуратными стопками бумаг и стеклянной банкой.
Помоги те она сунула на стол окровавленный платок.
Фердинадовна подслеповато прищурилась и брезгливо отодвинула ее руку.
Надо же Что, только сейчас менархе случилось? И как это ты замуж успела выйти несформированной?
Это не месячные! У меня второй месяц их нет. Я беременная. Была Наверное Или что это?
На кресло! Живо! Гордеева, несмотря на клятый характер и всепожирающую ненависть к этому молдаванскому отродью, чуть не убившему ее сына, была врачом от Бога.
Так, она закурила папиросу прямо в кабинете. Сейчас я тебе сделаю укол. Идешь домой и ложишься и не встаешь. По нужде только на ведро, не дальше. И молишься. Кому хочешь Господу Богу, компартии, Чарльзу Дарвину. Не прекратится снимешь корону и придешь. Я после семи дома.
Женька всхлипнула и благодарственным тычком то ли кивнула, то ли поклонилась.
Рано утром Гордеева прикоснулась к маленькому распятию возле кровати и перекрестилась: Спасибо, Господи, приклеилось.
А в обед прямо во время приема в ее кабинет ввалилась рыдающая Женя.
Гордеева выгнала всех и заперла дверь. Осмотрела. Прощупала живот. Положила руку на лоб.
Чиститься будем. Нет беременности.
Женька рывком села на кресле и заорала:
Не буду! Не трожь меня! Врешь! Ты все врешь! Ты меня ненавидишь! Ты хочешь, чтоб я не родила!
Гордеева вкатила ей такую оплеуху, что Женька треснулась головой о спинку.
Идиотка!
Фердинандовна ткнула ей в лицо ее же панталоны:
Вон сгустки! Все оборвалось уже! Не почистишься сдохнешь от сепсиса. Уже температура под сорок! Мне все равно, но сын мой тебя, придурочную, любит! Он мне всех дороже. И ребенок его тоже!
Гордеева неожиданно всхлипнула.
Не перенес он Ванькину смерть. Сильно горе большое для всех. Он все твои нервы на себя принял.
Это папин папин я хотела Ванечку для папы в честь папы. Ну почему так?! Папа умер, а внук должен был его продолжить я молчала я только папе сказала Что у него внук будет Я папу обманула я виновата завыла Женька.
Гордеева неуклюже погладила ее по голове и по-мужицки ладонью отерла глаза:
Хватит уже. Потом поплачешь. Времени будет много
С того света
Аньку разбудили птицы, солнце, заливающее комнату, и густой горячий запах. На низком столе стояла глубокая пиала с крепким бульоном, который благоухал на всю комнату. Она знала это хаш, лучшее утреннее средство от похмелья.