Наряду с «казенными» пищальниками, существовавшими постоянно, время от времени, по необходимости, власти набирали, используя механизмы «пищального наряда», пищальников с тяглых людей, равно посадских и сельских. Эти «зборные» люди с «огненным боем» были «узкими» специалистами, составляя пехоту, вооруженную ручным огнестрельным оружием. При этом эти пищальники должны были полностью обеспечивать себя сами оружием, боеприпасами, платьем, амуницией, провиантом и фуражом. Исходя из особенностей социального устройства посадских и сельских «миров» того времени, можно предположить (с высокой степенью уверенности), что большая часть этих мобилизуемых по мере необходимости пехотинцев составляли, условно говоря, «младшие сыны», «молодии люди» «от отцов детей, и от братьи братью, и от дядь племянников, добрых и резвых, из пищалей бы стрелять горазди»[192]. Поскольку мобилизации эти были довольно частыми, то эти «младшие сыновья» де-факто образовывали особую прослойку в обществе, жившую и кормившуюся «от войны» и в известной степени профессионально занимавшуюся военным делом. Из ее среды, несомненно, рекрутировались (частично) казенные пищальники, а позднее и стрельцы, и городовые казаки. Но в отличие от «казенных», эти «наряжаемые» пищальники юридически числились тяглыми людьми, «сиротами государевыми».
Итак, в 1-й половине XVI в. пехота, вооруженная ручным огнестрельным оружием, стала составной и неотъемлемой частью русских ратей. Была отработана более или менее тактика ее применения, накоплен определенный боевой опыт и опыт ее мобилизации на службу, выработаны критерии служебной пригодности и решен целый ряд важных организационных и иных вопросов, связанных с несением ими службы и обеспечения всем необходимым для этого оружием и снаряжением. Вместе с тем выяснились и стали очевидными некоторые, и достаточно серьезные, проблемы, связанные с использованием пищальников. Прежде всего, очевидно, это определенная их политическая неблагонадежность (как в коломенском казусе 1546 г.), причем не только «зборных» пищальников, но «казенных» (наемники-иностранцы были не слишком надежны). Напрашивались определенные перемены, и они в скором времени последовали.
Учреждение стрелецкого войска
И еще ново прибави к ним огненных стрелцов много, к ратному делу гораздо изученных, и глав своих не щадящих, а в нужное время отцы и матерей, и жен, и детей своих забывающи, и смерти не боящееся, ко всякому бою, аки к велице которой корысти или к медвяной чаше Цареве, друг друга наперед течаху и силно бияхуся, и складаху главы своя нелестно за веру хрестьянскую и за любовь к ним царскую
Казанский летописец // ПСРЛ. Т. XIX. Стб. 4445Где, когда, при каких обстоятельствах возникло стрелецкое войско, какие факторы оказали влияние на принятие этого решения, какие причины поспособствовали его рождению? На этот счет среди историков, как уже было отмечено выше, существуют разные точки зрения, и этот разнобой связан прежде всего с тем, что до наших дней не дошло подлинного царского «приговора» «з братиею и з боляры» об учреждении корпуса стрелецкой пехоты. Это событие помещают в промежутке между 1545 и 1551 гг. (в зависимости от того, какими источниками пользовался тот или иной историк и какую версию происхождения стрельцов он поддерживал и защищал). Попробуем определиться с ответом на этот чрезвычайно важный для предпринятого нами исследования вопрос.
Откуда берутся датировки, относящие образование стрелецкого войска к началу 50-х гг. XVI в., совершенно очевидно. В летописях стрельцы появляются при описании событий 15511552 гг., предшествовавших «3-й Казани». «Из Новагорода из Нижнего велел государь идти изгоном на Казанской посад князю Петру Серебряному, отметил в летописи русский книжник, ас ним дети бояръские и стрельцы и казаки (выделено нами. В.П.)». И состоялась эта экспедиция в мае 1551 г.[193]
Итак, май 1551 г. надежный terminus ante quem, поскольку не доверять сведениям составителя «Летописца начала царства», работавшего с официальными документами (в данном случае, очевидно, с разрядными записями и воеводскими «отписками»), нет оснований, и совершенно очевидно, что стрельцы весной 1551 г. уже существовали как вполне боеготовое войско.
Не менее надежный terminus post quem дает нам выдержка из грамоты 1598 г., о которой мы уже говорили прежде. Эта царская грамота, посланная новгородскому воеводе князю Д. Ногтеву, стала ответом Бориса Годунова на обращенное к нему челобитье ладожских отставных «за худобу и за старость и за увечье» стрельцов. Обращаясь к воеводе и его товарищам, с которыми он управлял Новгородом, Годунов писал, что челобитчики «служили деи они наши всякие службы лет по двадцати и по тридцати, а иные по сороку и по пятидесяти болши (выделено нами. В.П.)»[194].
Где, когда, при каких обстоятельствах возникло стрелецкое войско, какие факторы оказали влияние на принятие этого решения, какие причины поспособствовали его рождению? На этот счет среди историков, как уже было отмечено выше, существуют разные точки зрения, и этот разнобой связан прежде всего с тем, что до наших дней не дошло подлинного царского «приговора» «з братиею и з боляры» об учреждении корпуса стрелецкой пехоты. Это событие помещают в промежутке между 1545 и 1551 гг. (в зависимости от того, какими источниками пользовался тот или иной историк и какую версию происхождения стрельцов он поддерживал и защищал). Попробуем определиться с ответом на этот чрезвычайно важный для предпринятого нами исследования вопрос.