Она пожала плечами.
Не удивлюсь, если да.
Она повернулась в кресле и, прищурившись, взглянула на мужчину, стоявшего рядом с доктором Мьюром возле сестринского поста. Ей показалось, что новый пациент немного похож на Богарта, донельзя утомленного Богарта: рослый, но заметно сутулящийся, неловкий, встревоженный на вид, с темными волосами, небрежно зачесанными назад так, что вдоль пробора торчали вихры.
Она улыбнулась, и телевизор снова включился, и она задумалась о том, кем может быть незнакомец, стоящий около сестринского поста. Ожидали ли психиатры нового пациента? Останется ли он здесь?
Не удивлюсь, сказала она, смутно сознавая, что повторила слова, которые кто-то произнес здесь совсем недавно.
Костыль? произнес доктор Арментроут.
Кокрен опустился в кресло и, моргая, смотрел на доктора, который подсел к столу и листал бумаги в папке сопроводительных документов, доставленных вместе с Кокреном из Норуолкской психиатрической больницы.
Сначала Кокрен отправился вместе с ним якобы в зал для собеседований, который оказался попросту каким-то подсобным помещением, где громоздились один на другом множество пластмассовых стульев, стояла классная доска и огромная устаревшая микроволновая печь, а за столом сидел один из пациентов, лысый, круглолицый однорукий пожилой человек, который, когда Арментроут попросил его уйти, начал ухмыляться и цитировать куски из Безумного чаепития «Алисы в Стране чудес», так что доктор сдался и увел Кокрена по коридору к своему запертому кабинету.
Теперь же Арментроут вздернул кустистые брови и постучал пальцем по стопке бумаг:
Почему здесь написано «Костыль»?
О, это прозвище, ответил Кокрен. Еще с тех пор, как я ребенком сломал ногу.
Значит, у вас одна нога короче другой?
Нет, доктор. Арментроут не сводил с него глаз, и Кокрен беспомощно продолжил: Э-э я просто прихрамываю немного в плохую погоду.
Значит, прихрамываете в плохую погоду Арментроут перевернул листок. В воскресенье на Вигнс-стрит вас, похоже, хромота не донимала. Разбив витрину в винном магазине, вы помчались прочь, как олимпийский чемпион, и полицейским пришлось потрудиться, чтобы поймать вас. Он вновь посмотрел на Кокрена и улыбнулся. Наверно, погода тогда была хорошей.
Кокрен умудрился изобразить слабую улыбку:
В ментальном смысле плохой. Я подумал, что увидел человека в винном магазине.
Наверно, так оно и было.
Я имею в виду определенного человека, которого уже встречал в Париже. Всего за пару дней до этого. Его звали Мондар если только мне все это не померещилось встреча с ним и все прочее. И он превратился в быка, то есть у него голова стала бычьей, как у минотавра. Я отразил все в этих записках и рассказал доктору в «Метрополитен». И я подумал, что эта женщина-полицейский, он невесело усмехнулся, хочет убить меня, разорвать на куски и отдать ему мою голову. Он тяжело вздохнул. Как она?
Вы выбили ей два зуба. Следовательно, ативан и галоперидол я вам отменю, если вы будете хорошо себя вести.
Скажу честно, доктор, я не знаю, смогу ли хорошо себя вести. В воскресенье на Вигнс-стрит я совершенно не намеревался впадать в безумие.
Итак, в промежутке между рейсами вы покинули аэропорт. Ведь вы же планировали пересесть на рейс в Сан-Франциско, верно? А сами выбросили все свои документы.
М-м тогда это показалось мне очень важным. Полагаю, я решил, что он может найти меня что он нашел меня в том винном магазине.
Арментроут кивнул:
И вы, значит, уже видели этого человека.
Да, во Франции. В Париже. В пятницу.
Нет, я имел в виду да где же это? Доктор отлистал назад несколько страниц. Четыре года назад, в конце апреля 1990 года. И тоже на Вигнс-стрит н-да как раз после «припадка», случившегося с вами во время медового месяца.
Сердце Кокрена вдруг заколотилось, он захотел вцепиться в подлокотники, но руки не повиновались.
И это тоже был он? прошептал он. Тогда, в тот раз, на нем была деревянная маска. Но да, пожалуй, и тогда это был он. Вот это да! Он помотал головой и повторил дрожащим голосом: Вот это да Вы, ребята, тут сильны. Я и забыл, что это случилось на той же самой улице Лос-Анджелеса. Наверно, и полицейский протокол с того раза сохранился, да?
Что случилось во время вашего медового месяца?
Я я спятил. Мы поженились шестого апреля девяностого года в одном заведении на Стрип, и
Стрип? Вы имеете в виду Сансет-бульвар?
Нет, это Стрип в Лас-Вегасе, Лас-Вегас-бульвар. Мы
Правда? Ну-ну-ну! А я решил, что вы поженились в Лос-Анджелесе!
Нет, в Лас-Вегасе. И
Во «Фламинго»?
Нет. Кокрен снова поморгал, глядя на доктора. Нет, в некой венчальной часовне под названием «Трой и Кресс».
О, еще лучше! радостно воскликнул Арментроут. У толстячка-психиатра был такой вид, будто ему хотелось захлопать в ладоши. Но я лучше помолчу. Продолжайте.
Я не выдумываю. Это должно быть в ваших бумагах.
Не сомневаюсь, что вы говорите чистую правду. Дальше, пожалуйста.
«Психиатры!» сказал себе Кокрен, пытаясь придать своей мысли оттенок насмешливой бесшабашности.
И наутро, прямо на рассвете, в субботу, под самой нашей дверью заревел автомобильный сигнал оглушительно заревел; при часовне был мотель, и комнаты располагались прямо за ней. Это потом мне сказали, что всего-навсего гудел автомобиль. Но я был с тяжелого похмелья, и, может быть, не протрезвел еще, и увидел во сне громадного мужчину в маске, который ревел, как лев, и разрушал дом, где был заперт, одной только силой воли. Оглушительный шум. А потом он вырвался на свободу и мог сделать что угодно.