Я никогда раньше не вела разговор на такую деликатную тему. Мы переходим по мосту к Нотр-Даму, величественному собору, построенному на острове Сите, большем из двух островов реки Сены, в самом центре Парижа.
У меня вопрос, говорит после непродолжительного молчания Джош. Но не знаю, как задать его.
Уверена, ты отлично справишься, подбадриваю я, жалея, что не могу его шутливо подтолкнуть.
Повисает напряженная пауза, пока парень подыскивает слова.
Курт аутист? Наконец решается он.
У меня внутри все сжимается. Но я щажу Джошуа, как и он только что пощадил мое собственное невежество.
Да, прямо говорю я. У него то, что в «Диагностическом и статистическом справочнике по психическим расстройствам» раньше называли синдромом Аспергера, а теперь высокофункциональным аутизмом. На самом деле это одно и то же. Но это не заболевание в привычном нам смысле этого слова, оно не требует лечения. Просто его мозг работает немного иначе, чем у других. Вот и все.
Джош указывает на скамью в небольшом парке, разбитом рядом с Нотр-Дамом, я согласно киваю и направляюсь к ней. Мы садимся на незначительном расстоянии друг от друга.
И как же работает его мозг?
Ну Я протяжно вздыхаю. Он чересчур умный и педантичный. Так что сарказм и метафоры не его сильные стороны.
Джош кивает:
Что еще?
Курт плохо распознает выражения лиц, пускаюсь я в объяснения. Но очень хочет этому научиться, поэтому сейчас у него выходит лучше, чем раньше. Иногда он забывает, что нужно смотреть в глаза собеседнику и хотя бы время от времени улыбаться. Вернее, он улыбается, но только тогда, когда ему действительно весело. В отличие от нас.
Мое объяснение немного сбивчивое, потому что мне все еще не верится, что я вот так просто сижу на скамейке в парке и не на территории школы, а в самом обычном городском парке, а рядом со мной Джош Уассирштейн.
То есть он просто честный, подытоживает Джошуа.
Да, честный, даже тогда, когда нужно было бы немного приврать. Я смеюсь, но смех тут же обрывается: мне не хочется, чтобы Джош неверно истолковал мои слова. Но не стоит воспринимать его честность как грубость. Каждый раз, когда Курт осознает, что обидел кого-то, он сильно расстраивается.
Знаешь, это так по-французски бояться задеть чьи-то чувства, а улыбаться только искренне. Американцы улыбаются по любому поводу и кому угодно, говорит Джош, и в его голосе мне слышится сожаление.
Ты не такой, произношу я, не сумев сдержаться.
Джош выглядит ошеломленным. Ему требуется время, чтобы собраться с мыслями.
Да, мне говорили, что я плохо умею справляться со своими чувствами, вздыхает он.
Знаю. Я мешкаю. Но это-то мне в тебе и нравится.
Он в удивлении приподнимает брови:
Правда?
Я опускаю взгляд на скамейку. Каким-то образом расстояние между нами постепенно сокращается.
Разве твоя улыбка не отражает веселье? спрашиваю я. Я знаю, что она искренняя. Ты улыбаешься не для того, чтобы я я качаю головой, и мои волосы подскакивают в такт движению, или кто-то другой почувствовал себя лучше. Ты не будешь льстить кому-то или смеяться над чепухой. И не будешь молчать, если тебя что-то возмущает.
Да. Губы Джошуа медленно расплываются в улыбке.
Вот именно об этом я и говорила. Я с облегчением смеюсь.
Что еще? не унимается Джош.
Ты о чем? Я склоняю к плечу голову, всегда так делаю, когда мне что-то очень интересно.
Что еще мне нужно знать о Курте? спрашивает после секундного молчания Джош.
Он искренне интересуется моим другом, а это значит, что мы будем больше времени проводить вместе. Сердце снова сжимается от счастья.
Больше нечего, отвечаю я. Он не эрудит, не вундеркинд, не математический гений В смысле не пойми меня неправильно, он исключительный человек, но не уникальный. Знаешь, на этом свете нет ничего хуже стереотипов. Хотя, знаешь, Курт действительно получает удовольствие от спокойной, размеренной жизни, когда все находится на своих местах и не происходит ничего необычного.
Джош снова улыбается:
Дай догадаюсь. Суши?
Да, причем не меняется ни время, ни день недели, ни ресторан, киваю я.
Мы с Куртом встречаемся каждый раз после еженедельного сеанса терапии, но Джошу не нужно этого знать.
И одно и то же блюдо? спрашивает с любопытством Джошуа.
Суши с креветками и мисо-суп, признаюсь я. Но я всегда заказываю блюдо дня, даже не спрашивая, что мне приготовят. Прошу официанта удивить меня.
На башнях Нотр-Дама грохочут колокола. Мы пугаемся, прикрываем уши и смеемся. Колокола звонят громко, сливаются со звуками большого города, и эта какофония оглушает. На таком близком расстоянии сложно даже разобрать мелодию. Они звонят, звонят и звонят, и мы складываемся пополам от смеха, пока звон не прекращается.
А потом вдруг расстояние между нами исчезло. Я почувствовала, как его джинсы трутся о мои голые ноги, ощутила каждое его, даже самое мимолетное движение. Мои нервы напряглись до предела. Все мои пять чувств обострились.
Это был намек для меня, говорю я, кивнув в сторону собора.
Не возражаешь, если я провожу тебя? Голос Джошуа звучит взволнованно, будто он пытается перевести дыхание. Мне нужно забрать кисть в «Graphigro». Это магазин художественных принадлежностей в нескольких кварталах от ресторана.