Толпа на мосту с каждым часом густела. Кого там только не было! Я увидел знакомого булочника из Au petit déjeuner[159] в квартале Ла Рокет, двух друзей из кафе Malarte, коммуниста-учителя Иисуса Христа из Mysterium paschale на Апискампе, маленькую тайванку из Международного коллежа, Юбера Йонне председателя Братства пастухов Святого Георгия, Мишеля Возеля бывшего мэра Арля, знакомого официанта из La Mule Blanche[160], где днем подают лучшие в городе салаты. Все стояли в торжественном молчании, не сводя глаз с бурых, в клочьях грязной пены, вод Роны с кружащими в прибрежных водоворотах щепками и травой.
Открытие было сделано уже давно, не меньше месяца назад, бюст подняли прошлой ночью, но весть об этом достигла Арля только сейчас.
И случилось неожиданное: город пришел приветствовать своего основателя, строителя и покровителя в том месте, где он вернулся в мир живых. Толпа ожидала встречи с ним едва ли не в мистическом напряжении, каковое обычно сопутствует событиям, граничащим с чудом.
На следующий день я сидел на террасе кафе Malarte со стаканчиком пастиса-51. Был полдень. Неподвижный воздух пах так, как может пахнуть воздух только в Арле: травами, свежестью недавно вымытого асфальта, теплым камнем За соседним столиком пожилой господин шелестел большими страницами газеты La Provence. На первой полосе снимок бюста Цезаря. Тяжелые веки, две глубокие борозды, пролегшие от носа к уголкам рта, залысины усталое лицо человека, который многое знал о жизни и пережил не только минуты торжества и воодушевления, но и минуты унижения.
Вдруг я услышал:
Vous ne pensez pas, quil ressemble un peu à monsieur Hervé Schiavetti, notre maire?
Потом господин с газетой посмотрел на меня внимательно и добавил:
Peut-être il vous ressemble un peu, à vous aussi? Enfin rien détonnant, nous sommes tous de la même famille[161].
Что такое тождество? В математике это равенство, верное при любых значениях переменных. А в жизни? Ах, в жизни! Господи, сколько в ней переменных, сколько переплетенных корней под ногами; и везде все то же противоборство с судьбой, те же колебания, душевный подъем и страхи, те же коды, по которым несмотря на разный опыт, различия в языке, темпераменте, цвете глаз мы узнаем друг в друге членов одного сообщества.
Мы встречаемся в бескрайнем пространстве между миром мертвых и миром живых, между явью и сном, вмещающем всё, чем мы являемся и чем могли бы быть, если б судьба одаряла всех справедливо, поровну.
С Юлием Цезарем мы знакомы со школьной скамьи. Испокон веку у подножия одной и той же скалы на перекрестке ведущих в Фивы дорог мы встречаемся с сыном Лая и Иокасты, вместе с Вергилием спускаемся в бездну, обороняемся в осажденных крепостях Мюре, Безье, Каркассона, плечом к плечу с el ingenioso idalgo don Quijote de la Mancha[162] покоряем огнедышащих чудовищ. А в пасхальной мистерии, сами того не зная, частично воспроизводим элевсинские обряды[163].
Знаки до нас доходят одинаковые, знакомые, но есть и другие спрятанные, забытые, далекие, как доносящийся из темноты шепот.
Февральской ночью, в праздник Матери Божией Громничей[164], мы возвращаемся из занесенных снегом маленьких костелов на Подгалье, Поморье, Мазовше, заслоняя рукой трепещущее пламя свечи. Слабый огонек символ находящейся в опасности жизни, столь хрупкой, что, по словам Паскаля, чтобы ее уничтожить, «достаточно пара, капли воды». Что мы защищаем, что ищем? Может быть, вместе с кельтскими предками празднуем возвращение света? Или со славянской Деметрой разыскиваем ее дочь Кору?
Следы, следы, следы Они перекрещиваются, затаптываются, близкие, далекие, заметные и незаметные, на дорогах истории, на перепутьях, на паломничьих тропах; мы узнаём их, где бы ни оставила их человеческая стопа, где бы в море ни появилась пенистая дорожка за кормой плывущей в Итаку галеры, и можем сказать: Hie est locus patriae[165] мы у себя.
И когда в очередной раз встает вопрос «почему Прованс?» ответ кажется очевидным. Ну да, именно поэтому
Соловьи и toro
8
Forlorn! the very word is like a bell
To toll me back from thee to my sole self!
Adieu! the fancy cannot cheat so well
As she is famd to do, deceiving elf.
Adieu! adieu! thy plaintive anthem fades
Past the near meadows, over the still stream,
Up the hill-side; and now tis buried deep
In the next valley-glades:
Was it a vision, or a waking dream?
Fled is that music: Do I wake or sleep?
VIII
Забвенный! Это слово ранит слух,
Как колокола глас тяжелозвонный;
Прощай! Перед тобой смолкает дух
Воображенья гений окрыленный.
Прощай! Прощай! Напев твой так печален.
Он вдаль скользит в молчание, в забвенье,
И за рекою падает в траву
Среди лесных прогалин,
Что было это сон иль наважденье?
Проснулся я иль грежу наяву?
Западная часть неба потемнела, ночь подкрадывается к террасе, благоухает глициния, высоко над полуночным горизонтом летит запутавшийся в волосах Вероники спутник.
Il se fait tard, bonne nuit, amis!
Es fa tard, bona nit, camarades![167]