Les gens pouvaient croire que notre atmosphère était me mer céleste, une mer pour ceux qui vivaient au-dessus. Cette histoire était sur des gens qui sortaient de leglise, et ils voyaient une ancre pendant du ciel au bout dune corde. Lancre sest prise dans les tombes, et alors ils ont vu un homme descendre le long de la corde pour la libérer. Mais quand il a atteint la terre, ils se sont approchés de lui et il était mort Mort, comme sil sétait noyé.
Люди могли верить, что наша атмосфера являет собою небесное море море для тех, кто живет над ним. В истории этой рассказывалось о людях, которые, выходя из церкви, увидели якорь на конце свешивающегося с неба каната. Якорь застрял между каменными надгробиями, и тогда они увидели человека, спускающегося по канату, чтобы высвободить якорь. Когда его ступни коснулись земли, люди подошли к нему, но он уже испустил дух Умер так, как будто утонул.
Дальше рассказывается о том, что прихожане похоронили моряка на церковном кладбище, а якорь, отрезав от каната, повесили на вечную память в притворе церкви.
Помню также апрельский день в Любероне: я искал монастырь в Вальсенте, где был дом моего друга Поэта, и заблудился. Помню наркотическое упоение тем, что я брожу в одиночестве по горному бездорожью, ощущение, сходное с экстазом, каковой на перевалах порой охватывает паломников, идущих к святым местам, и это бездонное молчание, когда представителю людского рода особенно близки проблемы жизни и смерти, как везде, где присутствие мира тягостнее, чем присутствие человека
Я взбирался вверх по склону, как вдруг, будто по волшебству, странным образом раздвоился: увидел самого себя сверху, будто глазами висящей в небе птицы ястреба или орла с извивающейся в когтях змеей. Из дальних закоулков памяти выплыли слова о поисках пути, о голосе из страны детства отрывки из поэмы, родившейся именно туг, в заброшенном монастыре, который я искал, бродя по выгоревшим пустошам Люберона:
Mais pourquoi gravit-il maintenant cette butte presque escarpée, encore que les arbres у soient aussi servés quen dessous, le long détroites ravines? Ce nest sûrement pas par ici que le chemin passe.
Et ce nest pas de la-haut quil aura vue.
Ni pourra crier son appel.
Je le vois pourtant qui monte parmi les fûts, dans les pierres.
Saidant dune branche basse quand il sent le sol trop glissant à cause des feuilles sèches parmi lesquelles il у a toujours ces cailloux roulant sur dautres cailloux: losanges de bord acéré et de couleur grise, tachée de rouge.
Je le vois et jimagine la cime. Quelques mètres da-plat, mais si indistincts du fait de ces ronces qui atteignent parfois aux branches. La тêте confusion, le тêте hasard que partout ailleurs dans le bois, mais ainsi en est-il pour tout ce qui vit.
Un oiseau senvole, quil ne voit pas. Un pin tombé une nuit de vent bane la pente qui recommence.
Et jentends en moi cette voix, qui sourd du fond de lenfance:
Je suis venu ici, déjà disait-elle alors je connais ce lieu, jy ai vécu, cétait avant le temps, cétait avant moi sur la terre.
Je suis le ciel, la terre.
Je suis le roi. Je suis ce tas de glands que le vent a poussés dans le creux qui est entre ces racines.
Но зачем он решил теперь взобраться по крутому, почти отвесному склону холма, заросшему деревьями так же густо, как эти тесные лощины? Уж там-то, наверху, точно не найдешь дороги.
Да и разглядеть ее оттуда не удастся.
Или до кого-нибудь докричаться.
Все же я вижу, как он лезет вверх, протискиваясь между стволами, вскарабкиваясь на валуны.
Je suis venu ici, déjà disait-elle alors je connais ce lieu, jy ai vécu, cétait avant le temps, cétait avant moi sur la terre.
Je suis le ciel, la terre.
Je suis le roi. Je suis ce tas de glands que le vent a poussés dans le creux qui est entre ces racines.
Но зачем он решил теперь взобраться по крутому, почти отвесному склону холма, заросшему деревьями так же густо, как эти тесные лощины? Уж там-то, наверху, точно не найдешь дороги.
Да и разглядеть ее оттуда не удастся.
Или до кого-нибудь докричаться.
Все же я вижу, как он лезет вверх, протискиваясь между стволами, вскарабкиваясь на валуны.
Цепляясь за низкие ветви, когда ноги начинают скользить по палой листве, в которой то и дело попадаются перекатывающиеся друг по другу камни эти серые, в красных крапинах, ромбы с острыми краями.
Я его вижу и я мысленно представляю вершину. Небольшая площадка, едва различимая за колючим кустарником, кое-где дотянувшимся до ветвей деревьев. Та же сумятица, та же власть случая, что и всюду в лесу, но ведь так бывает всегда, со всем живым. Взлетает птица, которую он не видит. Сосна, поваленная ночным ураганом, перегораживает склон; за нею подъем продолжается.
И я слышу, как во мне звучит этот голос, пробивающийся из глубины детства. Я уже приходил сюда говорит он, я знаю это место, я здесь жил, это было тогда, когда времени еще не было, когда меня еще не было на земле.
Я небо, я земля.
Я царь. Я вот эта горка желудей, которые ветер закатил в углубление между древесными корнями.
Возвращаются обрывки воспоминаний, придорожными верстовыми столбами метят место и время Помню вечер 15 мая 2007 года: безмолвная толпа на мосту Тренкетай, я, как и все, смотрю вниз на стоящую на якоре баржу. На борту виднеется надпись: «Нусибе II. Департамент подводной археологии DRASSM, Марсель». Ранним утром город молниеносно облетела весть: прямо у правого берега Роны в тине найден мраморный бюст Юлия Цезаря. Весть передавалась из уст в уста; на улицах, на рыночной площади люди, даже незнакомые, заводили разговор, с изумлением качали головой и, поговорив, расходились, спеша поделиться новостью с другими.