Юлиуш Ионяк. «Пейзаж в Провансе». Рисунок тушью
Разумеется, есть еще другой Прованс: серость ноябрьских вечеров, холод каменных домов, безумства мистраля, печаль невозделанных полей и заброшенных хозяйств, бедность, заботы, хлопоты, проблемы но об этом пусть пишут другие.
Мой Прованс это неожиданные открытия, происшествия, волнение, озарения, неустанные поиски, метания между реальным и воображаемым, между здесь и там во времени и пространстве.
В длинной череде событий и удивительных встреч с историей и самим собой особый след оставили три эпизода.
Однажды между монастырем Монмажур и римскими каменоломнями в Фонвьее, на самом краю крутого склона, заросшего карликовыми дубами, колючим дроком и терновником, над блекло-зеленой долиной Роны, я обнаружил маленькую романскую церковь, окруженную кладбищем. Церковь явно была очень давно возможно, со времен Великой французской революции заброшена. Наглухо запертая, она стояла, вернее сказать, будто странное геологическое образование, вырастала из голой скалы скорее каприз природы, нежели творение человеческих рук. Впечатление усиливали выдолбленные в скале неглубокие могилы, объединенные по три или четыре, что создавало странный геометрический узор. Среди могил торчали остатки обросших лишайником каменных плит. Время стерло имена, но, судя по проглядывавшим из-под рыжих пятен лишайника фрагментам букв и цифр, покоящиеся под этими плитами люди жили в незапамятные времена.
Сквозь щель между рассохшимися досками, которыми некогда ослепили окно апсиды, я увидел сумрачное, заваленное мусором помещение и висящий на стене непонятный черный предмет. Пришлось долго всматриваться, прежде чем я догадался, что это часть железного якоря. Такие якоря использовались на галерах, ходивших по Средиземному морю в раннем Средневековье. Откуда он взялся? Кто его сюда повесил? Может, это ex voto[152] за спасение на пути в Святую землю или трофей, добытый пиратами?
Близился унылый ноябрьский вечер. Ветер гнал с моря низкие лохматые тучи, казалось, встань на цыпочки и достанешь их рукой. Над стоящей на отшибе церковью и кладбищем, в окрашенном серо-желтым сюрреалистическим светом воздухе будто витала какая-то мрачная тайна.
Спустя несколько дней на полке библиотеки коллежа[153] я заметил оправленный в красную кожу том под названием Otia Imperialia[154] во французском переводе Жана де Винье. Полистав книгу, я понял, что наткнулся на необыкновенное сочинение. Его автором был Гервасий Тильберийский, маршал при императорском дворе Арльского королевства (maréchal de la cour impériale pour le royaume dArles), правовед и эрудит, приближенный императора Оттона IV. Родился он в Англии около 1150 года, вероятно, в графстве Эссекс. Дипломатическое искусство постигал при дворе Генриха II Плантагенета, юриспруденцию изучал в Болонском университете, где получил степень магистра. Очень рано начал международную карьеру, выступая посредником в спорах сильных мира сего. После постоянных разъездов по Европе в 1183 году окончательно поселился в Арле и всецело отдался работе над своим opus magnum[155], который закончил в 1212 году.
Состоящие из трех книг «Императорские досуги» (Liber de mirabilibus mundi, Solatia imperatoris, Totius orbis descriptio[156]), написанные на изысканной средневековой латыни и предназначенные, как указывает само название, для развлечения императора, своего рода энциклопедия, сборник сведений о тогдашнем мире. Когда Гервасий Тильберийский писал свой труд, Земля была плоской, как плавающий по морю лист, над ней кружили Солнце и Луна, а звезды были прикреплены к небесной сфере, за которой обитали Бог и ангелы. Сочинение, полное красочных описаний, иллюстраций и притч, складывается из трех частей. В первой (Prima Decisio) рассказывается о начале мира и библейских временах, во второй (Secunda Decisio) описаны разные страны и населяющие их народы, третья (Tertia Decisio) представляет собой собрание рассказов о чудесах, аномалиях, странных происшествиях и удивительных обычаях.
Я с интересом листал страницы, читая кое-какие отрывки, и вдруг, в XIII главе первой части под названием De mari[157], наткнулся на фрагмент текста такой волшебной поэтической силы и вместе с тем столь близкий моим впечатлениям последних нескольких дней, что я замер, затаив дыхание, как будто наткнулся на описание часто повторяющегося сна, картины которого вдруг вырвались из темноты и обрели реальность.
Образ недавно обнаруженной церкви, загадка едва заметного в полумраке апсиды якоря, и прежде всего окружающая это место аура таинственности, вдруг приобрели особый смысл, заставили задуматься: а не послание ли это, не знак ли из глубины веков, предостерегающий от однобокого видения мира?
Конечно же, это не могло быть случайностью! Вряд ли я ошибся: здесь действительно произошло что-то необыкновенное. И вот пожалуйста: я нахожу в Otia Imperialia волнующую историю, сдержанно-строгое описание которой предполагает ее правдивость; произошедшее потрясло современников и оставило неизгладимый след.
История эта, видимо, поразила и Фредерика Мистраля, многое заимствовавшего из Otia Imperialia, недаром он включил ее в число легенд, чудес и необыкновенных событий, опубликованных в одном из томов «Прозы альманаха».